Светлана Чистякова: Демон перекрестка

— Пойдем, — прошептал он, легонько подталкивая Тэми к кровати…

…Он был таким яростным, горячим, обезумевшим от страсти и в то же время удивительно нежным. Она даже представить себе не могла, что он способен вытворять такое. Он управлял её телом, вырывая из неё стоны, шепоты, мольбы, и Тэми казалось, что она умирает, чтобы родиться заново. Влажный, настойчивый рот Кассиэля, ласкающий её. Заполненность, от которой неистовой истомой наливались мышцы, когда ангел вошел в неё. Задыхающийся, отчаянный стон, когда Тэми подавалась навстречу его напору. Сумасшедший ритм, в котором Кас брал её, шепча — только моя.

И этот шепот сводил с ума, заставляя Тэми изо всех сил вцепляться в его тело, притягивая к себе, отдаваясь ему, словно она боялась оторваться от него. Запах неистовой страсти, кружащий голову даже в мгновения отдыха.

Опьяняющий, запретный вкус друг друга на губах смешивающийся в упоительных поцелуях.

Минуты передышки, наполненные жадными прикосновениями говорящими лучше всяких слов.

Эта ночь, как сладкая, непостижимая временная петля, выдернула их из привычной реальности, на время, погрузив мир, живущий по другим законам. Мир, в котором не было ни войн, ни рая, ни ада, ни даже просто мыслей. Только отчаянные, сумасшедшие желания, только грешный синеглазый ангел с горящим взглядом и податливый покорный темноволосый демон.

… - Уже светает… — неслышно вздохнул Кассиэль.

Тэми подняла голову и подперла ее рукой, глядя затуманенными глазами.

— Ты когда-нибудь занимался сексом до утра? — спросила она, глядя на него теплыми глазами цвета горького шоколада, кончиками пальцев обрисовывая контуры его лица.

— А с чего ты взяла, что я занимался сексом, — тихо ответил ангел, целуя её в кончик носа, — с тобой я занимался любовью. Тэми…

В этот раз всё было иначе — многое может измениться за две тысячи лет. Михаил знал, что сделает это, даже если все ангелы и демоны, очень занятые сейчас разрыванием человеческих тел и истинных сущностей на части, обернутся в его сторону и хором дадут приказ к отступлению. Даже если сам Господь прикажет остановиться, уронить оружие — он все равно пойдет вперед, чтобы перегрызть глотку сукину сыну, развязавшему вечную бойню из-за того, что Отец когда-то дал младшим детям больше игрушек…

Его глаза видели море человеческих тел, и морю этому не было края… Только настоящих людей среди них не было совсем. Сама земля, казалось, превратилась в кипящий котёл света и тьмы.

Демон, с полыхавшими алым глазами занесший, было, клинок над Кассиэлем, идущим рядом с архангелом, разлетелся невесомыми хлопьями пепла, едва Престол взглянул на него. Кас не то усмехнулся, не то всхлипнул и опустил меч — ни один демон больше не дерзнул приблизиться.

Из самой гущи схватки, словно из зыбкого тумана шагнула им навстречу высокая, немного сутулая человеческая фигура.

Человеческая?..

— Рога и копыта дома оставил?.. — Дым царапал архангелу горло, превращая слова в воронье карканье. — Какая жалость… а я место для них в своём охотничьем домике освободил…

— И я рад тебя видеть, Михаил, — выплюнули красиво очерченные губы, с издевкой, подчеркнув последние слова. — Подойдешь, обнимемся?

Мгновения обратились в часы, звуки окружавшей их битвы стали глуше, словно отражаясь от окружавшей их невидимой мембраны, осталась только боль, пронзающая сердце тупой ржавой иглой, и лишь одно физическое ощущение — тяжесть испещренного письменами эфеса.

Краем глаза он заметил, что Люцифер досадливо поморщился, буравя глазами пространство за его плечом:

— Что, братец, подрастерял силушку за два тысячелетия? Ты смотри, какую гаубицу с собой притащил. Боишься — один не справишься да? А я думал ты умнее, Михаил. — Дьявол, с интересом рассматривал Кассиэля, стоявшего у архангела за правым плечом. — Ну, здорово, что ли, младший братишка, — обратился он к Престолу, — помнишь меня?

— Да ты разве дашь о себе забыть? — вместо приветствия ответил Кас, презрительно глядя на дьявола.

— Красавец! — хохотнул Люцифер. — Танатос меня забери, а ты стал гораздо сильнее, чем был, Кассиэль.

Кас смотрел на стоящего перед ним человека спокойно, отмечая, что они почти одного роста, что его светлые волосы взъерошены, лицо обветрено, а брови и ресницы выгорели до белизны. А глаза у него ярко — голубые, и смотреть в них было невыносимо… Потому что человеком это существо было только внешне.