Эйвери Уильямс - Алхимия вечности

— Сера, открой глаза, — командует Кир.

С большим усилием я повинуюсь. Всё выглядит как-то неправильно. Я вижу моё тело, лежащее на камнях, бледное и холодное, и пропитанное кровью платье.

«Я призрак» , — ужасаясь, думаю я. Это единственное объяснение. Только, однако, когда я тянусь, то рукой касаюсь собственной щеки. Но это не моя рука: грязная, со сломанными ногтями. Теперь я — та грязная воришка.

Я вскакиваю на ноги с из ниоткуда взявшейся энергией.

— Я не понимаю.

Кир стоит передо мной.

— Сера, ты жива. И если я всё сделал правильно, тебе больше никогда не придётся умирать.

— Но моё тело...

Мгновение Кир колеблется, размышляя. Затем он поднимает моё тело и отпускает в Темзу. Оно приземляется с негромким плеском.

— Это единственное, что ты оставишь позади. Твоё новое тело — другое, менее человеческое или связанное с твоей душой. И когда ты сама решишь, оно может разрушиться.

Слова Кира врываются в меня, но я не понимаю их смысла.

Тогда я слышу испуганный голос моей мамы, разрывающий тишину улицы.

— СерафинаЭймс! Сера, где ты?

Кир дёргается. Он хватает меня за руку, из меня вырывается звук.

— Серафина, мы должны уходить.

Не зная, что ещё делать, я бегу за ним.

— Прощай, — шепчу я своей матери, но она не слышит. Она больше никогда не увидит свою дочь.

Сан-Франциско

Наши дни

Этот день был на удивление тёплым для поздней осени в Сан-Франциско. Утренний туман медленно поднимался, и солнечные лучи касались моей бледной кожи, не согревая. В течение всего прошлого года я оставалась бледной вне зависимости от продолжительности солнечных ванн, и мне постоянно холодно. Это всегда означает, что смерть рядом. Я одолжила это тело у ада, и теперь он, наконец, хочет вернуть своё.

Я морщусь, откинувшись на один из шезлонгов, расставленных вокруг бассейна на крыше моего дома; хрупкая стеклянная башня голубого оттенка выступает над районом СоМа [2] СоМа – один из районов Сан-Франциско. . Блики солнечного света на воде слишком ярки для меня, даже если я смотрю на неё сквозь стёкла солнечных очков. Я моргаю, наблюдая за путешествием колибри на крышу, куда она летела безумными зигзагами между рубиново-красными цветками Дневной красавицы [3] «Дневная красавица» — эффектное растение за изящные воронковидные цветы широко открытые весь день. , купленными мной в местном супермаркете. Я всегда удивляюсь, когда птицы появляются здесь, на двадцатиэтажной высоте в центре города. Как колибри узнала, что здесь цветы? Это инстинкт или слепая удача?

Если я попытаюсь улететь, повезёт ли мне найти то, что я ищу?

Жизнь — словно вечная простуда, боль проникает в меня от макушки до кончиков пальцев, не прерываясь, с постоянным интервалом, одышка сопровождает каждую минуту, сделав выбор за меня. На этот раз моё тело устало так же, как и моя душа. Я тащила это тело через весь земной шар целых шестьсот лет — пришло время отпустить эту жизнь и идти дальше. Я бы солгала, сказав, что в ужасе, но мурашки бегут по коже всякий раз, когда я думаю об этом, — прошло слишком много времени с тех пор, как я рискнула вступить в неизвестность.

— Я знаю этот взгляд, о чём ты думаешь?

Шарлотта, моя лучшая подруга, входит через стеклянные двери на площадку. Она несёт поднос с ледяным чаем: влажные капли уже стекают по стеклянному стакану, образуя замысловатые узоры. Когда я беру один, маленькая капля падает на пол и тут же исчезает, превращаясь в пар.

Я поднимаю солнечные очки на свои тёмные волосы и улыбаюсь Шарлотте.

— Ничего, — лгу я, — просто нежусь на солнышке.

Я не могу рассказать свои планы о смерти даже Шарлотте. Кир никогда не позволит мне уйти. Не без борьбы, в которой я, конечно же, проиграю. Больше всего я хочу освободиться от человека, удерживающего меня своими кулаками, словами и железной волей, — человека, сделавшего меня такой, какая я сейчас.

Шарлотта прищуривается, но ничего не говорит: после двух столетий дружбы я знаю, что мне не скрыть от неё правду, как и что она не будет спрашивать. Вот и солнце, но я не могу себе позволить думать об оставленном позади в случае удачного исходного плана.

Перемещаясь по площадке, Шарлотта предлагает напитки другим нашим гостям. Джаред достаёт флягу, чтобы оживиться: он выглядит слегка по-пиратски — дань прошлому — именно им он был, когда я впервые встретила его в тысяча шестьсот шестидесятом году, — с рядом шипов и кольцом, тянущимся вдоль уха, словно скалистая береговая линия.