- Знаешь, не все мы одинаковые, - говорит Пен. – Ангелы.
- Я понимаю. Но ты выглядишь, как один из нас, хоть таковым не являешься. Так что я не понимаю, в какую игру ты играешь и чего хочешь от Анжелы.
Я поднимаю на него глаза. Веселье исчезло из его глаз. Он пробегает пальцами по волосам, затем тяжело вздыхает.
- Я никогда не походил на других, - говорит он после секунды раздумий. – Никогда. Их радость и оптимизм, их служба, непоколебимая вера в то, что Он хочет. Стражи, влюбляющиеся в людей так сильно, что их убивало видеть, как те умирают, словно прекрасные бабочки. Или печальные, ненавидящие людей за их свободную волю и Его за то, что дал ее им. Я не люблю и не ненавижу людей. Я уважаю их. Они определяют себя, как мы ангелы никогда не сможем. Они лгут и спокойно спят, сквернословят, и так отважно пытаются познать себя. Кто я? Спрашивают они себя. Зачем я здесь?
Не знаю, что на это ответить. Именно об этом я спрашивала себя прошедшие два года. Делает ли это меня человеком, что я продолжаю задавать вопросы?
- Я думаю, Анжела красивейший человек, даже если она и больше этого. Ты тоже. И да, я самозванец. Я притворяюсь молодым. Это единственный способ для меня почувствовать хоть что-нибудь.
Он кажется усталым, грустным. Может, я излишне строго судила его, думаю я. Я ограниченная, это точно. Но я все еще не могу прочесть его. Я не могу заглянуть в его сердце и понять, хорошие ли у него намерения. Так без раздумий, я поворачиваюсь и накрываю его руку, лежащую на перилах, своей.
Его глаза сверкают. Кожа холодная, гладкая, но твердая, как у статуи. Он печально мне улыбается.
- Требуется очень много энергии, чтобы быть человеком, пусть даже только снаружи, - говорит он, и на секунду позволяет мне увидеть то, что скрыто за оболочкой: его душу, размытую, словно кто-то наставил вокруг него клякс. Его душа серая. Холодная. Почти бесцветная. Я чувствую, как он устал от самого себя, как смирился с тем, что его существование бесконечно, день за днем, до конца света, и даже тогда он не знает, что случится и изменится ли что-нибудь для него.
- Люди так боятся смерти, но смерти не существует, - шепчет он. – Есть только иллюзия. Мы никогда не исчезаем. Мы навсегда останемся такими. Навечно.
Ангел может заставить вечность звучать, как кошмар.
- Ты должен оставить Анжелу в покое, - твердо говорю я. Потому что Анжела заслуживает кого-то хорошего. Возможно, Пен не злой. Но и не добрый. Она заслуживает того, что будет сходить по ней с ума из-за нее, из-за ее невероятного ума, огромной доброты и маленьких причуд. Не только из-за ее «человечности». Она заслуживает кого-то реального.
Пен убирает руку, снова ухмыляется, его замытые очертания останавливаются и застывают. Он закончил показывать мне правду.
- Я пытался сопротивляться, - говорит он. – Ты хоть раз пробовала ей отказать?
- Значит, ты недостаточно старался.
- Это немного лицемерно, - говорит он жестко, - ты разочарована, что я притворяюсь кем-то, кем не являюсь.
- О, правда? И почему же?
- Потому что ты тоже не человек. Но хочешь им быть.
Дыхание перехватывает. Это правда. Я больше ангел, чем человек. Но он не может этого знать. Или может?
- Я человек, - возражаю я. Мне хочется солгать, сказать ему, что я ангел всего на четверть, что моя ангельская кровь настолько разбавлена, что она не играет никакой роли, и я лишь в шаге от того, чтобы быть нормальной, но боюсь, что он видит меня насквозь и это только усугубит ситуацию. Я укрепляю ментальную стену, которую воздвигла между нами. – Я никем не претворяюсь.
- Ты ребенок, претворяющийся, что сидит за столом взрослых, - говорит он.
- Если я ребенок, то Анжела тоже, - огрызаюсь я.
- Несомненно. – Он вздыхает, словно это место внезапно ему наскучило, проводит рукой по волосам. – Нужно найти ее. Уже темнеет.
Поездка в Ватикан не удалась. Все это написано у Клары на лице, когда я возвращаюсь из ванной. Ей не понравился Пен. Он никогда ей не понравится. Она думает, он слишком ангел, слишком особенный, слишком хорош для меня. В конце концов, я всего лишь Димидиус.
- Да кто дал ей право меня судить? – возмущаюсь я позже, после того, как ускользнула из дома и буквально напала на него в его квартире. Он гладит меня по волосам, пытаясь утихомирить, но я все еще в бешенстве. – То есть, она ведь тоже не безупречна.
- Она беспокоится за тебя, - говорит он.
Я поднимаю на него глаза. – Не делай этого. Не делай вид, будто предупреждаешь меня. Я думала, мы с этим уже закончили.
Читать дальше