Синтия Хэнд - Радиант

Он показал мне дом, где раньше жила наиболее влиятельная женщина Рима в 1636 году. Он сказал мне, что она пригласила его внутрь и самонадеянно пыталась соблазнить его. А я старалась вести себя так же, как и эта итальянка, украшенная драгоценными камнями, чье изображение я увидела. Она стояла и слишком открыто, распутно, обнимала обеими руками Пена. Это не должно было меня беспокоить. Но это беспокоило меня.

Поскольку не было никого заботливее Пена. Большую часть времени я забывала о его возрасте. Я знаю, что он существовал еще до того, как люди начали делать свои первые шаги по этой планете. Но в Риме он легко походил на заурядного итальянского парня двадцати с лишним лет. Он носил уместную одежду. И говорил на подходящем сленге. Он не был как те вампиры, которых вы видите по телевидению. Старики, застрявшие в молодых телах. Судя по тому, как они говорят, они находятся все еще в викторианской эпохе. Их губы поджимаются в отвращении от идеи о современном легкомыслии, таком как электричество и бензинные двигатели. Пен был частью этого мира, он принимал его. Он любил его.

Иногда, с ним легко было забыть, что он больше, чем просто самый замечательный парень, которого я когда-либо встречала.

Мое сердце подпрыгивало каждый раз, когда он прикасался ко мне. Даже от самых невинных, случайных касаний: его рука столкнулась с моей, когда мы шли вместе. Он положил мне руку на спину, когда вел меня через дверной проем.

Однако, я не была дурочкой. И я пыталась уговорить себя, не влюбляться в него. Он ангел, твердила я себе. Ты подросток. Вернись в реальность. У вас нет почти ничего общего. Из этого никогда ничего не выйдет. Не обманывай себя. Он наверняка думает о тебе как о ребенке.

- Почему Италия? - спросила я у него однажды в пятницу во второй половине дня, когда мы расположились в ресторане, чтобы запоздало пообедать. Этот ресторан мы нашли по чудесному запаху.

- Почему ты остался именно здесь? Из всех тех мест, куда ты мог бы отправиться.

- Конечно еда, - ответил он, когда откусил небольшой кусочек от кальцоне.

- Это хорошо, что ангелам не надо беспокоиться по поводу высокого уровня холестерина в крови, - шучу я.

Он рассмеялся. И звук его смеха согревал меня.

- На самом деле, это язык. Я считаю итальянский самым красивым и выразительным из всех человеческих языков.

Я немедленно перешла на итальянский.

- Таким образом, Пен, - спрашиваю я, - Чем ты занимаешься? Когда ты не исполняешь роль экскурсовода для американского кровного ангела?

- Многими вещами. Я пишу. Рисую. Я думаю о вещах… - он наклонился вперед и заворожил меня своей притягательной улыбкой. Я покраснела. Мне хотелось бы, чтобы он нравился мне не так сильно, - Что делаешь ты, - спросил он, - когда не изумляешь ангелов в церквях?

- Я увлекаюсь фильмами ужасов и играю на скрипке. А еще я читаю, - я бегло рассказала ему о том, что я исследовала все, где хоть что-то упоминалось о Нефелимах и их особенностях. И это звучало слишком скучно, - Также я пишу, стихи. Но не очень хорошо.

- Я хотел бы послушать, как ты играешь на скрипке. Когда-нибудь, - сказал он.

- А я когда-нибудь хотела бы увидеть твои картины, - сказала я ему.

Он кивнул.

- Тогда, после обеда, - сказал он так, будто это все решало, - Мы пойдем ко мне.

В его квартиру. Я выпила бокал вина.

Когда мы были там, окруженные стенами его квартиры, я так нервничала, что постоянно натыкалась на вещи. Его квартира была такой же, как и он: стильной и элегантной, но не в старинном стиле. Сочетание современной мебели и ухоженного антиквариата. Художественная студия была в задней части квартиры. Он провел меня внутрь и включил свет.

Я бродила от картины к картине. Городские пейзажи Рима. От цветов, изображенных крупным планом до холстов с огромным количеством людей на них. Так же там были и ошеломляющие единичные портреты. Все сюжеты его картин были разными. Но все же было нечто общее в них. Объединяющий фактор. Который указывал, что все эти картины написаны одной и той же рукой. Это было связано со светом и тем, как он использовал его, чтобы показать жизнь того, что он изображал. Будто там было что-то яркое, исходящее изнутри тела ребенка, лепестка цветка или из какой-то арки старинного здания, что-то выходящее за рамки просто материального.

Он прочистил горло. Пен выглядел смущенным, показывая свои работы.

- Так, ты видела мои картины, - сказал он. - Теперь твоя очередь.

Он откуда-то достал скрипку, смычок. Затем провел меня в гостиную. Где он сел на диван, положив локти на колени. И ждал пока, я начну играть.