Синтия Хэнд: Безграничная (ЛП)

— Хммм. — Он снова смотрит на озеро. — Я рад, что в этот раз ты нашла путь.

— Да. Я тоже.

Он тянется за моей рукой, берет ее в свои, гладит мою ладонь.

— Я люблю тебя, ты знаешь.

— Я тоже тебя люблю, — отвечаю я. Я бы заплакала, но не думаю, что во мне остались слезы. — Мне так жаль, что это случилось. Перед тобой была эта прекрасная жизнь, и теперь она исчезла. — Так хорошо быть здесь с ним, видеть его целого и невредимого, но мое сердце болит, когда я думаю о Венди и его родителях, как его смерть откроет большую черную зияющую дыру в их жизнях: рана, которая никогда полностью не излечится. Мне больно, когда я думаю, что проведу всю свою длинную жизнь на земле, не видя его снова.

Он поднимает мой подбородок.

— Эй, все в порядке.

— Если бы я только оставила тебя…

— Не делай этого, — говорит он. — Не сожалей о нас. Я не сожалею. И никогда не буду.

Не знаю как долго, но мы сидим там, вместе, наши руки переплетены, моя голова у него на плече. Он рассказывает мне обо всех вещах, которые я пропустила в этом году: как он одержал верх над быком на родео, ради адреналина, говорит он, потому что он хотел чего-то, чтобы почувствовать себя живым, когда он, в противном случае, чувствовал себя ужасно.

— Ты счастливчик, что не сломал шею, — говорю я.

Он смеется. Пожимает плечами.

— Хорошо, не такой уж и счастливчик.

— Я скучал по тебе каждую минуту. Хотел поехать в Калифорнию, схватить тебя за эти волосы и утащить обратно в Вайоминг, чтобы заставить тебя увидеть смысл. Потом я подумал, ну, если я не могу забрать ее к себе, я поеду к ней.

— Так что ты подал заявление в Калифорнийский Университет в Санта-Кларе.

— Тебе Венди рассказала об этом? — спрашивает он, удивленно. Я киваю. — Что за болтушка, — вздыхает он, думая о ней. Приходит в себя. — Ты уверена, что мы не можем остаться здесь навсегда? — спрашивает он с тоской.

— Нет. Ты должен двигаться дальше.

— Ты тоже, я полагаю. Ты не можешь зависать с мертвым парнем всю свою жизнь.

— Я желаю, чтобы могла.

— Прескотт хороший парень, — говорит он, его голос напряжен. — Он позаботится о тебе.

Я не знаю, что сказать. Он встает, в силу привычки стряхивает со штанов несуществующую в раю грязь. — Ну, думаю, я должен отпустить тебя. У меня впереди поход.

Он притягивает меня в свои объятия. У нас были прощания, у Такера и у меня, от случая к случаю, но ничего подобного не было. Я цепляюсь за него, вдыхаю его запах, его одеколон, лошадиный пот и сено, намек на печенье «Орео», чувствую твердость его рук, зная, это в последний раз, когда я их чувствую, и я смотрю на него со всем отчаянием и разбитым сердцем, и затем мы целуемся. Я повисаю на нем изо всех сил, целуя его, будто мир, собирается исчезнуть, и думаю, что в каком-то смысле это так. Целую его так, как вероятно, должна была бы постесняться делать в таком месте, как на небесах — это как церковь, место, где Бог смотрит прямо на тебя, но я не останавливаюсь. Я отдаю ему все свое сердце через свои губы. Я люблю его. Я открываю свой разум и показываю ему, как сильно я люблю его. Он издает испуганный, мучительный смешок, и отстраняется, тяжело дыша.

— Я не могу оставить тебя, — говорит он хрипло.

— Я тоже не могу оставить тебя, — отвечаю я, качая головой. — Не могу.

— Тогда не оставляй, — произносит он, хватает меня за шею и снова целует, и мир вращается, вращается и затем темнеет.

Я проснулась в своей комнате в Джексоне. Минуту я обдумывала, было ли это все плохим сном. Оно кажется таким. Но затем реальность обрушивается на меня. Я издаю стон и переворачиваюсь на бок, сворачиваюсь в позу эмбриона, давлю руками на лоб, пока он не начинает болеть, раскачиваюсь, раскачиваюсь, потому что знаю, что Такер ушел.

— Ох, сейчас, — говорит голос. — Не плачь.

На краю моей кровати сидит ангел. Я чувствую, что он любит меня. Он благодарен, что я в порядке. Дома. Я чувствую его облегчение от того, что я в безопасности.

Поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.

— Папа?

Это не отец. Это мужчина с рыжеватыми волосами, глазами цвета неба после захода солнца, когда свет почти покидает его. Он улыбается.

— Боюсь, в этот раз Майкл не смог прийти, но он передает свою любовь, — произносит он. — Я Уриэль.

Уриэль. Я видела его раньше. Где-то в моем сознании я храню его образ, стоящего рядом с отцом, выглядящим сильным и царственным, но я не знаю, откуда это пришло. Я сажусь, и почти сразу меня наполняет слабость, пустота в желудке, будто я не спала несколько дней. Уриэль сочувственно кивает, когда я падаю обратно на подушки.