Эммануэль Арсан - Лаура

Я был изумлен, увидев, как она превосходно контролирует себя, так как знал, что первый оргазм у нее обычно наступает сразу же, как только коснешься пальцем ее промежности.

Она сдерживала себя не очень долго. Я вскоре заметил несколько почти незаметных содроганий, миниатюрных оргазмов, которым (она ведь хотела быть не эгоистичной) она не позволила распространиться и от которых очень быстро избавилась до того, как они ее одолеют.

Эта жертва, которую я находил совершенно напрасной и даже иррациональной (так как не совсем понимал, как ее оргазм может лишить ее любовника), не могла продолжаться вечно. Когда она погрузила лжефаллос в свое влагалище раз десять — двенадцать, волна наслаждения, еще большая, чем вначале, сотрясла ее. Она кусала губы, изо всей силы пытаясь бороться с соблазном, чувствуя, что ее матка вот-вот порвется, и она застонала жалобно и горестно:

— Галтьер!

Я удержался от страстного желания взять ее в руки. Она выглядела шаловливой и проказливой и сказала мне доверчиво:

— Он действительно может великолепно трахаться.

— В таком случае пусть он удовлетворит тебя до конца. Он также сдерживает себя, ждет тебя, хочет достичь оргазма одновременно с тобой.

— Я хочу, чтобы ему и мне было хорошо.

— Ты можешь быть в этом уверена! Вы оба одной и той же породы, он и ты: заставь себя кончить.

— Все время достигать оргазма, — уточнила она, останавливаясь. — Я с самого начала поняла, что мы рождены друг для друга.

Оргазм у нее был короткий. Сокращение ее ягодиц, сжатие матки, спазмы, пробежавшие по ее телу, были так отчетливо видны, что, казалось, легко различить каждую фазу ее ощущений и разделить с ней наслаждение. Когда она истощилась — на это потребовалось некоторое время, — она сказала:

— Ему понравилось, ему это понравилось. Очень.

Я не уверен, шутил ли я на самом деле, когда спросил:

— Он излился в тебя?

Она кивнула, так серьезно и убедительно, что я невольно поверил ей.

Она выглядела далеко не веселой, уже не по-детски шаловливой. И, конечно же, непредсказуемой. Ее озорная и лукавая чувственность постепенно перешла в выражение, которое никто, даже я, не видел на ее лице — сложная смесь гордости, настоящего триумфа и глубокого удовлетворения, а также спокойствия и умиротворения. И, более того (я не способен понять значение этого), искренности и слепой подчиненности.

Отношения, совершенно вне моего понимания, установились между Лаурой и этим деревом. Для нее самым большим затруднением было открытие определенно не просто физического удовлетворения. Но открытие чего — я никогда этого не узнаю. Я понял, что не способен объяснить разные психологические состояния.

Она снова начала улыбаться и сказала:

— Ты представляешь, он — настоящий жеребец. Он снова захотел заняться любовью. И он хочет, чтобы я одновременно целовала его.

Сказав это, она любовно обняла фаллос. До этого она только прислонялась к нему лбом, лаская глазами, щеками, губами. На этот раз она захватила его всего ртом, как Мирта заглатывает мой фаллос.

Она щедро одаривала его ласками со всем искусством обольщения. Та страсть, с которой она расточала свою нежность, исходила не из каких-то особенных достоинств искусственного фаллоса, а исключительно наслаждением, которое Лаура жаждала дать корню. Это было наслаждение исключительно сексуальное, чистое наслаждение, которое мужской член может испытать, когда находится внутри женщины.

Язык Лауры неустанно повторял серию ласк, силу которых она хорошо знала. Она смочила поверхность пениса слюной, лизала его со всех сторон, вершину, основание, всю его длину, затем засунула толстое и блестящее копье еще глубже, втягивая и водя его во рту, куда он сперва скользнул, затем толчками был задвинут поглубже к его самому основанию, до упора, так что рот любовницы уперся в ствол дерева.

Затем, конечно же, она продемонстрировала целую гамму покусываний, всасываний, облизывания, заглатывания до самого горла. Но делала она это более терпеливо, более сосредоточенно, искусно и, по-моему, любовно, чем когда-либо делала ради самого любого мужчины. По крайней мере, мне так показалось.

Затем Лаура, как я уже видел ночью, позволила своему новому возлюбленному насладиться ею в его обычной манере. Она подчинилась его движениям, его ритмам, его капризам. Она одна ощущала и понимала его требования, его вкусы.

Если бы я не сопротивлялся и поверил собственным глазам, я бы поклялся, что она была неподвижной, а этот ложный фаллос двигался самостоятельно.