– Не надо терять времени, – говорил отец, – Пока молод, надо использовать то, что тебе дано, чтобы был какой-то задел, на который ты бы смог потом опереться!
И приводил примеры, показывал приготовленные вырезки из газет. Про какого-то юношу, который чуть не в 15 лет закончил университет. Про другого, который владел множеством языков, рисовал необычные, обескураживающие знатоков картины. И всё в таком роде… Мальчик слушал, глаза его загорались. Да, он тоже мог, он хотел! Он чувствовал себя смелым орлёнком из песни, готовящимся в полёт, ввысь, в необозримые просторы… Другое его «я», уже надломленное и хлебнувшее смертельной безысходности, молчало. Его словно и не было – до поры до времени.
На одной из станций взвизгнула дверь, в купе вошли мама с дочкой, помладше него, поздоровались. Обе одеты по-дорожному, но в светлом, нарядном. Принялись обустраиваться.
Дети дичились друг друга, лишь искоса бросая оценивающие и как бы враждебные взгляды. Взрослые поболтали о том о сём, о поездных бивуачных неудобствах, о погоде, о школе и успехах их чад, о планах, о целях путешествия. Не то чтобы очень задушевно, так, из простой вежливости. Попили принесённого не очень приветливой проводницей чаю из гранёных стаканов в витых, под серебро, подстаканниках.
Ночь врывалась в окна вагона оранжевыми или чуть голубоватыми лапами фонарей. Скользнув мягко по стенам и потолку купе, они выхватывали вкусную мякоть темноты и, не насытившись, возвращались опять. Всё мягко подрагивало и неслось в какую-то кромешную неизвестность. Мальчику не спалось. И мысли о предстоящем, не только завтра, но и далеко впереди, и солнечно-туманные осколки недавних дней, и какое-то растущее в нём томление и тоска… И бешено мчащийся поезд, и полумрак, и тайна. Сладкий зуд в области паха, напряжённость, требующая разрядки. Спящая напротив него, тоже на верхней полке, девочка-попутчица, разметавшая во сне выглянувшие из-под простыни свои детские голые ляжки. Согнув одну ногу в колене и тщательно укрывшись, он сжал рукой свою горячую плоть. Девчушка, ещё более раскрывшись, пошевелилась; мягко вырисовывался контур ягодиц. Нежность и белизна, что-то влекущее и запретное. Сердце подростка выпрыгивало. Сделав несколько движений, он осознал с ужасом, что не в силах противиться тому, что мощно заполняет его изнутри, он сдался, беспомощный – и придя в себя через несколько блаженных мгновений, обнаружил, что весь в чём-то липком. Это было откровение. Добравшись крадучись до туалета и приведя кое-как себя в порядок, он смотрел в зеркало и видел там чьё-то чужое лицо с расширенными в оцепенении глазами. И понимал постепенно, что перешёл черту и вступил в область заповеданного, чему нет имени.
…Было ещё и другое, помимо мыслей о смерти. Может быть, даже похуже. Мысли о бесконечности (или конечности) пространства. И то, и другое нестерпимо для рассудка…
На следующий день по приезде встретившая их на крыльце бабуля всплеснула руками:
– Боже ж ты мой, худенький-то какой!
– Баба, да нормальный я! – Мальчишка поморщился. Ему не нравилось, когда его считали маленьким и проявляли излишнюю опеку.
И в то же время ему было очень приятно видеть лица родных, окунуться в знакомую стихию «великосемейного содружества»: в бесконечные разговоры и смех, с чуть заносчивым хвастовством старших братьев перед малышнёй, с заинтересованными расспросами взрослых, с играми в лото по вечерам, когда ведущий, потряхивая мешок, доставал оттуда пузатые мини-бочонки с номерами, сопровождая всё это забавными прибаутками. Народу понаехало предостаточно.
Дня не хватало на всё: огород, речка, походы на сопки, где росли разноцветные саранки… он слушал с замиранием сердца байки о том, что можно забрести в заросли багульника и уснуть навсегда… футбол, езда втроём-вчетвером на велосипедах по засыпанным каким-то угольным шлаком и плотно утрамбованным дорогам. Он просыпался в 5—6, а то и четыре утра и смотрел, как ранний зябкий лучик золотит изящную паутинку на оконной раме, как беззвучно, словно во сне, трепещут белые крылья неосторожного мотылька. Рассвет наползал на городок, лязгающий тележками и суставами вагонов в депо, как облако воскурений богу Ра… Спать уже не хотелось совершенно, наоборот, ворочалось внутри нетерпение: ведь предстоял новый день, и столько ещё интересного, волшебно-солнечного, и поскорее хотелось телепортироваться в его круговерть!
Как-то ночевал у тётки. Там было сравнительно безлюдно, тихо, спокойно. На ночь запирались ставни, и только красный огонёк ночника маячил в темноте.
Читать дальше