А где-то уже спит маленькая рыженькая девочка, повзрослевшая уже чуть-чуть, но более – разочарованная, обессиленная. Может она и есть та розовощёкая фея из зимней, новогодней сказки? Хоралы времени, торжественные и минорные, над нами. Осенняя листва вчерашнего. Я поднимаю руку, чтобы коснуться отделившейся от тела и понесшейся куда-то в мысленный фристайл головы. Прекрасноликая грусть… А может, это не моя голова, а почившая голова Крестителя на широком блистающем блюде – и вот утомлённый чёрный раб в почтительном полупоклоне подносит его гордой и обольстительной, огненноволосой дочери царя!
Любовь… любовь – она требует завершения.
Парнишке исполнилось 13, и вскоре всё переменилось. По-другому всё стало. Чтение сыграло свою роль. Попалась как-то одна книжка. Всем известный классик с окладистой, широкой бородой писал о жизни, о смерти…
Детство, что ли, как-то вдруг закончилось. Нет, оно проявлялось, конечно, в его многодневного сюжета фантазиях, о том, например, что он командир красноармейского кавалерийского эскадрона; в играх во дворе с пацанами и девчонками… но волшебная завеса неведения пропала. Нет, он же не Сиддхартха, про смерть он знал, конечно, но прежде для него это было фактически просто слово.
…Это были дни с прозрачно-фиолетовой, моросящей ватными облаками, волнующей смутно протяжённостью. Что-то заканчивалось, что-то ещё неясное начиналось. Были первые прочитанные не по заданию и поразившие его стихи. Была девочка-соседка, вышедшая однажды в коричневой юбке, и на которую он впервые посмотрел не как на «своего парня»… Был фонарь во дворе. И он очень кстати включался вечерами, вкрадчиво и как будто со снисходительной любовью, когда играли в волейбол – и можно было продолжить удальство и развлечение допоздна! А деревья отбрасывали на асфальт свою трепетную узорчатую кисею.
На летних каникулах мальчишка поработал на заводе неподалёку от дома, получил больше 80-ти рублей. Купил себе модные тогда туфли на каблуке, кое-что ещё из вещей.
– Ну ты прям щёголь у нас теперь! – Мама гордилась сыном, отличником в школе – а теперь вот и какую-то копеечку в дом принёс!.. Как показало дальнейшее, мама радовалась за него, в общем-то, напрасно…
Но об этом позже.
Мальчик ощущал в себе какую-то раздвоенность. Он выходил, приодетый и преобразившийся лучшим образом, шёл по улице – и всё казалось праздничным и полным сиятельных посулов. Ветерок взвихривал пыль с дорог, трепал его курчавые волосы. Он встречался с товарищами: вместе ходили в кино, на речку, сидели тренькали на гитаре. «Забытую песню несёт ветерок», – пел он, проглатывая стук сердца: ведь тут, на лавочке и рядышком, были и девочки, слушали его с блестящими глазами. Особенно одна… Подушечки пальцев становились мало-помалу твёрдыми от струн. В округе он был на виду, знали, кто он и что: выдумщик, заводила большинства игр и забав ребятни, дружелюбный, справедливый и целеустремлённый.
И в то же время он знал. Он знал уже, что надежд нет. Ему почему-то совестно было смотреть родителям в глаза, и при разговоре с ними витала вокруг и пронзала насквозь мучительная неловкость. Он чувствовал себя носящим внутри какую-то проказу, порчу, зная, что они умрут когда-то – как будто узнал про них некую неприглядную и не совсем пристойную тайну, которую не должен был знать.
Собственная смерть казалась ему эфемерной… просто что-то тёмное, мрачное, тягостное, как безотрадный серый день. Похоже на то, как если бы человек, которому симпатизируешь и которого уважаешь, вдруг выказал себя с отвратительной стороны!.. Ему не хотелось думать обо всём этом, но мысли не отвязывались. И часто ночью подушка его становилась сырой. Но утром, с солнечным приветом в блестящих как слюда оконных стёклах всё как будто улетучивалось.
Примерно в то же время отрок испытал и своё первое семяизвержение. Он и до этого уже не раз мучал себя, теребил крайнюю плоть, пытаясь дать исход неунимающейся эрекции. Какие-то размытые картины плыли, холодя и будоража, в сознании, не обретая отчётливости: ведь голого женского тела он, по сути, ещё не видел. То, что в детстве иногда показывали с девчонками друг другу попы, где-нибудь за сараями или в кустах, это, конечно, не в счёт… И вот после таких экзерсисов он писял и чувствовал облегчение. Он уже слышал слово «кончить». Но думал по наивности, что вот это оно и есть, то самое.
Это было в поезде. Ехали с отцом в гости к бабушке: колёсный перестук, бегущие за окном берёзы, сосны, ели, столбы с километровыми отметками. «Товарищи пассажиры, приготовим билетики!»… Разговоры о будущем, насчёт поступления в техникум по какой-то необычной и кажущейся занимательной специальности, что-то связанное с программированием.
Читать дальше