Энн Райс - Принц Лестат

Все быстрей и быстрей играли пианино и скрипка, все слаженней, точно единое целое, выводили они песнь веселья и славы.

Внезапно его раздумья прервал какой-то посторонний звук. Будь начеку! Музыка оборвалась.

На верху кирпичной стены слева от него притаился во тьме какой-то человек. Он не видел Луи, но тот отлично его различал. Сибель с Антуаном осторожными шагами приблизились к стеклянной галерее, что шла по задней стороне всех трех соединенных домов. Луи слышал учащенное, тяжелое дыхание смертного.

Незваный гость, одетый в черные куртку и штаны и черную же бейсболку, спрыгнул на мокрую траву и с плавной кошачьей грацией метнулся из кустов навстречу льющемуся из окон дома тусклому желтому свечению.

Запах страха, запах ярости, запах крови.

Вот теперь он увидел Луи – одинокую фигуру на скамье под деревом – и замер на миг, а потом вытащил что-то из-под тонкой ветровки. В полутьме сверкнул серебром острый нож.

Незнакомец медленно двинулся к Луи. Ах, этот древний угрожающий танец!

Луи закрыл книгу, но с колен не убрал. От запаха крови его слегка лихорадило. Худощавый, но сильный и крепкий молодой человек подходил все ближе и ближе. Луи видел его искаженное злобой лицо куда четче, чем тот мог видеть его самого. Грабитель обливался потом, дыхание срывалось с его губ тяжело и резко, он был одурманен наркотиками и стремился лишь раздобыть чего угодно, на что можно будет купить новый препарат для скрученных болью внутренностей. Этот ли обнесенный стенами сад, другой ли – ему было все равно. Не успел Луи окликнуть его, он уже замахнулся ножом, целя в самое сердце.

– Смерть, – произнес Луи достаточно громко, чтобы грабитель замер, хоть и всего в паре шагов от него. – Ты готов к ней? Ее жаждешь?

Незнакомец зловеще рассмеялся и шагнул вперед, сминая тяжелой ногой лилии, прекрасные белые лилии.

– Да, приятель, смерть! – сказал он. – Ты оказался в неудачное время и в неудачном месте.

– Ах, повезло бы тебе, если б ты был прав, – вздохнул Луи. – Но ты еще никогда так не ошибался!

И схватил грабителя.

Нож отлетел в сторону, затерялся в мокрой опавшей листве. Сибель с Антуаном ждали в тени за стеклянной стеной.

Грабитель сопротивлялся и отбивался – яростно, но безуспешно. О, как Луи всегда наслаждался этим вот сопротивлением, судорожным напряжением молодых мышц, слетающими с губ противника приглушенными ругательствами, звучавшими скорей как невольная похвала.

Он пронзил клыками артерию незадачливого взломщика. Как передать словами языка смертных жар и чистоту этого простейшего пиршества? Соль и кровь, темные ослепительные фантазии о победах – все это хлынуло в Луи в последних судорогах умирающего сердца жертвы.

Все закончилось. В лилиях лежал бездыханный труп. Луи стоял рядом, наслаждаясь дивной сытостью, приливом новых сил. Ночь распахнулась над ним в прорехах светящихся облаков. Из дома снова лились звуки музыки.

Омытый кровью, омытый древним обманчивым, но соблазнительным ощущением безграничного могущества, Луи размышлял о Лестате там, за океаном. Какие чудеса предстоит вместить его прекрасному замку, что за двор сойдется в каменных чертогах, которые Луи так мечтал увидеть собственными глазами? Луи улыбнулся, вспоминая непринужденное нахальство, с каким Лестат исполнил давнюю и общую мечту всего племени.

Да, дорога вперед не будет гладкой, а простота сама по себе еще не цель. Совесть, тяжкая ноша, всегда обременяла человеческое сердце Луи, да и любого другого известного ему вампира, даже Армана. Все они возгорятся теперь одержимым стремлением к добру. Это настоящее чудо, объединившее все племя.

Ну не прекрасно ли – древняя борьба, раздвоенность, так долго державшая его в рабстве, отныне мертва. Мертва и забыта.

Однако Луи посмотрел на лежавшего у его ног мертвого грабителя, и им овладела глубочайшая скорбь.

Смерть – мать красоты .

Строка из стихотворения Уоллеса Стивенса всплыла в памяти, исполненная болезненной иронии. Да, красота для меня – вполне возможно, но не для этого несчастного, которого я погубил.

На миг Луи охватил ужас. Возможно, этому ужасу суждено остаться с ним навсегда, каких бы высот понимания и познания он ни достиг. Ужас. Ужас – а вдруг из-за этого хрупкого смертного он сегодня потерял душу, обрек ее на вечное забвение и уничтожение? Вдруг всем им, его братьям и сестрам по вампирской доле, даже самым могучим, древним и великим, грозит один и тот же жестокий конец?