Сэди Мэтьюс - Страсть после наступления темноты

В квартире напротив по-прежнему темно. Где тот мужчина, которого я видела вчера вечером? Я понимаю, что подсознательно с нетерпением жду его возвращения, желая увидеть его снова; фактически, он весь день всплывал в моих мыслях, о чем я даже не догадывалась. Я вспоминаю его полуобнаженный образ, как он изящно двигался по своей гостиной, как он смотрел на меня прожигающим взглядом. Он не был похож ни на одного человека, которого я когда-либо видела прежде, по крайней мере, не в реальной жизни.

Адам не высок, хотя и достаточно силен от работ в строительной компании его отца. В самом деле, чем дольше я его знаю, тем более плотным и почти квадратным он становится, может быть потому, что он получает всю свою энергию от питания в забегаловках, то есть бесконечной жареной еды и готовых завтраков. В свободное время, он любит не что иное, как выпить несколько банок пива и совершить ночные наезды в дешевый магазин, торгующий горячей пищей. Когда я увидела его той ночью, приподнявшимся на локте и пристально смотрящим на меня, и Ханну с напуганным лицом на подушке под ним, моя первая мысль была о том, какой он толстый. Его белая грудь казалась толстой, а его голый живот свисал над Ханной, которая соответствовала ему по возрасту с её большими грудями и полными бедрами.

- Бет! - выдохнул он, в его выражении лица смешалось и замешательство, и чувство вины, и смущение, и, конечно же, раздражение. - Что, черт возьми, ты здесь делаешь? Ты же должна была сидеть с детьми.

Ханна ничего не сказала, но я видела, как ее первоначальное замешательство сменилось противным игнором. Ее глаза угрожающе блеснули, как будто она готовилась к борьбе. Пойманная за грязным актом, она собиралась ранить меня. Вместо того, чтобы играть роль злой соблазнительницы, она попыталась выставить меня вульгарной дурой, стоящей на пути любви Ромео и верной Джульетты. Ее нагота становилась делом чести, а не стыда.

- Да, - наконец, заговорила она, - мы трахаемся, мы без ума друг от друга, и мы не можем противиться этому. Что, черт возьми, ты здесь делаешь?

Не спрашивайте меня, как я узнала все это за те несколько секунд, когда вошла и поняла, что вижу. Женская интуиция может быть банальностью, но это не делает ее неверной. Кроме этого, я знала, что все, чему я верила минуту назад, теперь не существует, а также то, что я чувствую ужасную боль, мое сердце разбито и истерзано, каждый его дюйм .Спустя какое-то время ко мне наконец-то вернулся дар речи. Я смотрела на Адама. Глаза умоляли, но я произнесла лишь:

- Почему? Почему?

Я делаю глубокий вдох. Даже оказавшись в таком огромном городе, как Лондон, я не могу перестать проигрывать эту несчастную сцену. Как мне забыть об этом? Когда все это закончится? Страдание настолько убийственно утомительно. Никто никогда не говорит о том, что истощение это печально.

В квартире напротив все еще темно. Я предполагаю, что мужчина, должно быть, отсутствует в виду своей гламурной жизни и сейчас, наверно, делает бесконечно захватывающие вещи: гуляет с женщинами, такими, как он – красивыми, сложными и состоятельными.

Внезапно я решаю, что мне просто необходимо мороженое. Отворачиваюсь от окна и говорю Де Хэвиленду, который свернулся на диване:

- Я просто выйду на улицу. Может на какое-то время, - беру ключи и выхожу из дома.

Выйдя из квартиры, понимаю, что часть уверенности, которую я приобрела в течение дня, просачивается сквозь меня словно воздух, который медленно выходит из проколотой шины.

Вокруг меня высокие здания. Я понятия не имею, где я, и где искать мороженое. Я планировала спросить швейцара, но стойка была пуста, таким образом, я возвратилась к главным улицам. Здесь хорошие магазины, но нет ни одного, что может предложить то, что мне надо. Но, так или иначе, они все закрыты: на окнах решетки и они заперты. За стеклом: Персидские ковры, огромные фарфоровые вазы и люстры или модная одежда. Где я могу купить мороженое? Я иду в никуда теплым летним вечером, пытаясь вспомнить, откуда я пришла .Прохожу бары и рестораны, более шикарные, чем те, что я видела прежде, мимо здоровенных мужчин в черных куртках и наушниках, стоящих у дверей. Позади ухоженных преград – люди в солнцезащитных очках с тем безошибочным шармом богатства.

Я вздрогнула. Что я делаю здесь? Что заставляет меня думать, что я могу выжить в таком мире как этот? Я, должно быть, безумна. Это смешно. Я не принадлежу этому миру, и никогда не смогу в него вписаться. Я хочу кричать.