Роузи Кукла - Не сотворяйте ангелов из женщин

— Ну, где ты там, холодная, дай я тебя согрею. Ложись ближе… Вот так, хорошо? Тебе тепло?

Я уже не хриплю, я, издыхая, и ему от волнения…

— Хорошо… — Еле выговорила, ведь!

Все, сейчас я умру! Вот, сейчас он еще своей рукой по голове проведет и я… Я кончу? Нет?

Не кончу, а описаюсь! Точно! И ведь никаких чувств… Почему?

Лежу, придавлена к стене его телом, рукой, что лежит сверху одеяла на бедре, и ноги прижались…теплые… Так, он дышит ли? Может, он умер? Нет, дышит, слава богу.

Моя рука лежит у него на ноге, как тогда в кинотеатре, только…. Тогда она меня так возбуждала, а что сейчас? Что?

А ничего, вот что! Как, как? А вот так! Ничего, только тепло от него…. От кого? Ну, от него, а что?

И все? Только тепло и все? А как же то, что ты совсем недавно умирала рядом с ним? Где оно, это чувство? Куда же оно ушло?

Лежу и ничего не пойму? Так что же произошло за эти часы? Куда испарились, ушли, унеслись все мои чувства к нему? Почему?

Итак, я с ним в одной постели, в десяти сантиметрах лежала от счастья, да с презервативами под подушкой — для этого дела. А ведь сама их выбирала большого размера, так я считала, что он у него именно такой, да подложила с замиранием сердца ведь их под подушку! Для дела и тела…Его, своего….

Но не было дела, а вот его тело грело, потому я раз — и рядом уснула, согретая им…

Утром вскочила. Его нет рядом, прислушалась, тишина.

— Ушел….Встал и ушел…. — Шепчу с обидой. — Почему же не разбудил, почему?

Рукой под его подушку… Пусто! Потом под свою, тоже пусто. Нет ничего!

Вскочила с постели и как в детстве — босыми ножками шлеп, шлеп….

На кухне вижу записку. Схватила. Пытаюсь читать его жуткий и неразборчивый докторский почерк. Но то — не для меня, я его не то, что слова, а все буквы знаю и в этих закорючках колючих, что теперь прыгают перед глазами, читаю, читаю, считываю слова, которые почему–то никак не складываются у меня….

Нет ведь никакого смысла! Что это, черт побери! Не понимаю ничего…

«Ушел на дежурство пораньше. Сам прослежу за бабушкой. Думаю, все обойдется. Останусь на ночное дежурство, до завтра. Не волнуйся. Веди себя, как всегда…»

А потом, но то я уже не могла читать, только догадывалась по смыслу, этих нелепых размытых строк… Он писал. Нет, не он это, а его почерком кто–то…Царапал бумагу, оставляя такие ужасные строки, которые все никак не обретали смысл. И я их все складывала и складывала, пока наконец–то они не определили в дальнейшем весь ход моей жизни….

«Нам этого не надо. Правда, дочка? Ты умная, красивая девочка и у тебя вся жизнь впереди…»

Потом ничего не могу прочитать, все буквы размыты. А из глаз моих кап, да кап, слезы катятся и на лист бумаги… Капают, размывая слова и весь смысл моей дальнейшей жизни…

В конце различаю его:

«Хочу тебе счастья, ты его заслужила, горжусь тобой дочка!» И подпись, которую все размыли мои слезы, но я ее вижу…

«Целую мою красивую, умную дочку, так похожую на свою маму. Твой папка и доктор Пилюлькин»… И все…

Все ведь! И навсегда! И везде только его слова… Дочка, дочка, дочка…. И я взвыла!!!

Что потом? А что, как всегда. Школа, дом, готовка, уборка и учеба… Все, как всегда, и только я надолго смотрю на него, он замечает, отворачивается, что–то говорит, пытается мне сказать, но я… Я словно иноплатенянка у него. И ничего ведь не понимаю и даже знать не хочу… Не хочу? Я так сказала? Нет! Извините, не могу! Не могу и все тут!

Потому, сразу же заявление по окончанию школы и поступаю в школу стюардесс. А по правильному — борт — проводников.

Ну, что же? Раз для него не стала по жизни, то буду для всех остальных проводниками их желаний… Так и буду для них всех, как для него. Так и буду с ними, буду перевозить и парить над всеми ими в облаках…

Все это ушло от нее…И она, а вернее, ее душа уплыла из тела и парила уже над миром… Над обломками Ила, над трусливым экипажем, который так разругался, что вопреки всему, всем сигналам и предупреждениям…

Потом, когда уже правительственная комиссия заканчивала расследование, то родственникам разрешили опознание останков погибших и их вещей, которые хоть так–то, но уцелели. На опознание ее уже было некому …

Он так и остался работать в Камбодже, в госпитале. Женился и родил девочку от русской женщины, медицинской сестры, и они эту прелестную девочку, ангелочка белокурого так и назвали, в чью–то честь — Галиной. А почему так, он ей так и не объяснил. Бабушки уже давно не было, ну, а мать ее… Ну что можно сказать про непутевую мать? Она так и прыгала по замужествам, то с одним, то с другим и всех уверяла, что она оттого такая, что очень даже еще молодая…