Владимир Жуков - Белокурая бестия

– Валентин Авдеевич? Впервые слышу, – и почувствовал, как она затаила дыхание, а потом позвала.

– Мам, это тебя, какой-то Валентин Авдеевич.

– Слушаю, – узнал он ее нежный голос и с волнением ответил.– Добрый вечер Любовь Андреевна.

– Очень добрый вечер, – согласилась она.

– Прошу простить за беспокойство…

– Что-нибудь с костюмом не так?

– С костюмом все в порядке, я вам очень благодарен,– унял он волнение.– Считайте меня своим должником.

– Это моя работа. Покупатель должен быть доволен обновой. Тогда он и в следующий раз не обойдет универмаг стороной. Конкурентов ведь пруд пруди.

– Мне следовало бы написать благодарность в книгу жалоб и предложений. Я обязательно это сделаю,– пообещал он.

– Теперь такие книги не ведутся,– звонко рассмеялась Чародеева. – Но мне приятно ваше желание оставить свой автограф.

– Мне очень приятно слышать ваш голос, если вы не возражаете, то я хочу с вам встретиться? – с некоторой робостью произнес Тернистых и с радостью услышал отклик.

– Не возражаю, – охотно согласилась женщина.– Откровенно говоря, я очень ждала вашего звонка. Где и когда вы предлагаете встретиться?

– Сейчас, сегодня, не будем откладывать в долгий ящик, – попросил он.– В каком-нибудь уютном кафе или ресторане. Надо же, как положено, обмыть костюм, чтобы хорошо и долго носился.

– Да, традицию не следует нарушать, – поддержала она.– Встретимся у меня дома. Устала я от общественных мест, от суеты, да и вас не хочу разорять. Мы достаточно взрослые люди, поэтому не будем тешить себя романтическими свиданиями. Через час-полтора жду вас. Заодно познакомлю с дочерью, она сгорает от любопытства. Правда, Надя?

– Еще бы,– услышал он девичий голос.

– Любовь Андреевна, я с радостью принимаю ваше предложение, – согласился он.– Вы практичная женщина.

– Я в этом не сомневаюсь,– нежно произнесла Чародеева, и напомнила.– Мой адрес указан в визитке.

Минуты две-три Тернистых раздумывал, что одеть? Парадный мундир со знаками отличия сочтут за нескромность и солдафонство. Тогда первый визит в гости в новом костюме. В шифоньере он отыскал старую армейскую рубашку и галстук в полоску.

Ровно через час он был на лестничной площадке седьмого этажа перед дверью квартиры Чародеевых. Один из пакетов поставил у ног и нажал кнопку электрозвонка. Поднял пакет. Засветился стеклянный зрачок “глазка” и через несколько секунд металлическая дверь, плотно обшитая деревянными рейками, отворилась.

Тернистых увидел Любовь Андреевну в длинном, облегающем ее фигуру, пурпурном платье с глубоким декольте. Ее глаза сияли, а на губах с блеском помады под цвет платья играла загадочная улыбка. Рядом с ней в бирюзовой блузке с кружевным воротничком и короткими рукавами, в черной короткой юбке, стягивающей красивые бедра и с иронично-веселой улыбкой на лице, стояла девушка.

Она была почти на полголовы выше матери, но ее точная копия, только обликом моложе. Лицо нежно-персикового цвета. Золотистые и мягкие словно лен, волосы рассыпаны на хрупких плечах. В вырезе блузки он приметил ромбик-кулон на золотой цепочке. Держа пакеты в руках, офицер смутился, замешкался.

– Еще раз добрый вечер,– приветствовал он, не решаясь перешагнуть через порог.

– Что же вы стоите, Валентин Авдеевич? Проходите, прошу,– пригласила хозяйка квартиры. Он вошел в прихожую.

– Это вам, Любовь Андреевна,– достал из пакета и подал ей три белые гвоздики, завернутые в блестящую фольгу.

– Ой, мои любимые цветы! Обожаю все белое и чистое. Как вы угадали?– она, привстав, прикоснулась губами к его гладко выбритой щеке. Аккуратно вытерла платочком след от губной помады. Он ощутил знакомый запах дорогих духов.

– Знакомьтесь, моя дочь Надя. Помните, как Анна Герман пела «Надежда – мой компас земной…»

– Не сложно догадаться, вы очень похожи и обе очаровательны. По цвету волос только и можно различить, – заметил он.

– Дочь решила стать блондинкой, а у меня естественный цвет, я не признаю красители и “химию”. Так могут нахимичить, что без волос останешься.

– Надежда,– девушка подала теплую и голую по локоть руку с длинными, как у пианистки пальцами, слегка преклонив колено.

– А вам, Надя, молочный шоколад, чтобы жизнь не казалась горькой,– Тернистых положил на ее ладонь плитку “Каприза”, заметил немой укор в ее зеленовато-голубых глазах.

– Спасибо,– сухо промолвила девушка и неожиданно скаламбурила. – Молочный шоколад, наверное для того, чтобы молока больше было?