Где бы я ни находился, в тюрьме или в психбольнице, в любом случае это самосуд и закрыть меня здесь против моей воли является преступлением. Я буду бороться за свою свободу до последнего вздоха. Скрипнув зубами, я напрягся словно дикий зверь, готовясь к атаке. Затем, после минутного нечеловеческого напряжения, я сорвался с места и ринулся к спаситетельному выходу. Я налетел на дверь словно ураган, желая смести все на своем пути, но дверь оказалась незапертой и я, вылетев в коридор, в очередной раз налетел головой на стену.
В этот раз я провалялся на полу гораздо дольше. Я никак не мог взять в толк, почему я, мужчина вроде бы неглупый, не попытался просто ее открыть. Почему я решил, что она заперта? Это все стресс, водка, нервы и прочие глупости обычного разгильдяя, который прожигает в пьянстве свою разгильдяйскую жизнь. Но теперь всему этому конец. Теперь я стану жить иначе. Дай Бог только выбраться из этой передряги.
Я пошевелил пальцами рук, пальцами ног, покрутил головой и, убедившись в том, что я все еще жив, поднялся на ноги. Меня шатало во все стороны и я был вынужден передвигаться по коридору, держась за стену. Постепенно я добрел до еще одной двери. В этот раз я не стал налетать на нее как баран, а взялся за дверную ручку. Дверь подалась и я вошел в комнату, которая очевидно служила спальней, ибо в ней находилась большая двухместная кровать, шкаф, письменный стол и трюмо. Я обвел взглядом комнату, внимательно разглядывая каждую деталь и, наконец, заметил окно. Вероятно, сознание мое было почти потухшим, потому что не заметить это окно было невозможно. Оно было большим и сквозь него струился дневной свет. Окно. Спасительное окно. Я подбежал к нему, забыв о боли, и широко распахнул его. На окне не было железных решеток или других приспособлений, которые могли бы воспрепятствовать моему бегству. Я наполовину высунулся из окна и убедился в том, что это всего лишь первый этаж. Наконец-то свобода. Даже если на улице пасмурно. Я был счастлив, несмотря ни на что. С удовольствием дыша свежим воздухом, я разглядывал город. Он казался мне знакомым и в тоже время я не узнавал его. Петербург? Москва? Где я все-таки нахожусь?
Было утро. Люди спешили на работу или по своим делам и, проходя мимо, смотрели на меня так словно никогда не видели человека, который высунулся из окна собственной квартиры. Один зевака так засмотрелся на меня, что налетел на телеграфный столб, стоящий у края тротуара. Поделом. В следующий раз не будешь пялиться на нормальных людей.
Подул прохладный утренний ветерок и приятно пощекотал обнаженные соски. Внезапно события последних часов обрушились на мой воспаленный мозг словно вихрь и я, глянув на свою грудь, с ужасом осознал, что высунулся из окна совершенно голый? На какое-то время я пришел в ступор, рассматривая свои обнаженные груди и пытаясь сообразить – я высунулся из окна голый или все-таки я высунулась из окна голая? До меня наконец дошло, что в подобном виде я похож на амстердамскую проститутку, ожидающую очередного клиента.
Я поспешил закрыть окно и на негнущихся ногах добрел до постели.
В полном изнеможении я лежал на спине, тупо смотрел в потолок и пытался привести в порядок свои мысли. На меня свалилась очередная проблема. Причем проблема довольно серьезная. До сих пор мысли о сексе не приходили мне в голову, но моя демонстрация в оконном проеме заставила меня глубоко задуматься.
Предположим, я мужчиной больше никогда не стану. Предположим, я на всю оставшуюся жизнь останусь женщиной. К счастью, Сашка-Светяшка превратил меня в Клеопатру, а не в какую-то уродину. И на том спасибо. Я уже был готов смириться с этой участью и учиться жить в женском теле, но возник один вопрос. Секс. На что будет похожа моя сексуальная жизнь? Я гетеросексуален и, имея тело молодой сексуальной женщины, должен испытывать сексуальное влечение к мужчинам. Но подобная мысль была мне отвратительна, хотя бы потому, что я безумно любил секс с женщинами. Значит, всю оставшуюся жизнь мне придется быть лесбиянкой?
Я сжал руками свои налитые упругие груди, погладил ладонями живот и, когда рука моя невольно скользнула в промежность, я едва не взвыл от морального страдания. Ох, Светягин-Стервягин, ты украл у меня мое мужское достоинство. Никогда тебе этого не прощу.
Однако, ладонь, которая ненадолго задержалась на моем теперь уже женском половом органе, как ни странно принесла некоторое облегчение. Ноги слегка разъехались в стороны, тело обмякло, по всему телу растеклось приятное тепло. Думать не хотелось.
Читать дальше