Елена Сушкевич - Апостол для Рафаэля. И не введи нас в искушение?!

Нет, мой муж или жена не такие, подумаете вы. Я был таким. И спасибо Лизе, ей хватило мудрости и терпения простить меня за это или просто закрыть глаза. Но на тот момент скрывать от неё мне было нечего и я нетерпеливо дожидался начала потуг, чтобы наконец увидеть мою маленькую дочку.

– Ещё полчаса и можно будет переходить в родовую, – сказал врач, поднимая свою голову от широко расставленных на гинекологическом кресле ног Лизы. – Когда вы в последний раз делали УЗИ плода?

– Два месяца назад, – ответила Лиза и, опять вскрикнув от боли, вцепилась в мою руку.

– И они сказали, что всё в порядке?

– Я же собственноручно отдал вам заключение, – нервничая, ответил я.

– Ах да, извините, в этом месяце у меня было столько пациенток, что я вынужден был жить в ординаторской почти сутками. Хорошо, вы готовьтесь, дышите, как я вам говорил, а я пойду почитаю результат заключения.

Захлопнув за собой дверь, он вышел из палаты, и на лице Лизы вдруг отразилась печаль. Меня это насторожило и, поцеловав её ладонь, я сказал:

– Не переживай, солнышко, всё будет хорошо.

– Я боюсь, – прошептала она, – боюсь за Соню, вдруг там что-то не так?

– Глупенькая, у нас будет самая прекрасная, ласковая и умная принцесса на всём белом свете!

Она прижалась щекой к моей ладони и, почувствовав приближение очередной схватки, закрыла глаза и откинулась назад. Её лицо немного побледнело, пухлые и привлекательные губы иссохли и покрылись сухими корочками, под глазами начали залегать чёрные тени усталости, подчёркивая бледность и делая её похожей на один из персонажей мультфильмов Тима Бартона. Я положил свою руку на её живот, поглаживая его и думая о моей скорой встрече с дочкой.

В какой-то момент мне показалось, что мой палец начинает затягивать в этот огромный девятимесячный живот, сначала один, потом другой, и скоро вот уже пол-ладони уходит в засасывающую воронку. Я попытался осторожно вытянуть свою руку, но у меня не получилось. Что-то или кто-то намертво держал мою руку, затягивая её всё глубже в тело Лизы. Костяшки пальцев стали невыносимо ныть, я вынужден был встать и, посмотрев на Лизу, удивился, потому что её лицо было безмятежным, казалось, что она просто спит и ничего не чувствует. Она не видела, что происходит. Моя рука начала чувствовать другую руку через туго натянутую кожу живота Лизы, но это не была рука младенца. Сердце начало бешено биться, невозможность вырваться парализовывала меня, и холодный пот струйками тёк по спине.

Подобно зыбучим пескам, тело Лизы или Тот, кто находился в её теле, тянул меня всё больше и всё глубже.

– Лиза, Лиза, – лихорадочно пролепетал я, – помоги мне. Но она продолжала ровно дышать, решительно не обращая на меня внимания и на то, что происходит.

– Доктор, доктор, – закричал я, – помогите кто-нибудь! – И тут же острозаточенные когти пронзили мою кожу словно тонкий гибкий пластик. Потеряв контроль над собой, я закричал от ужаса и от боли.

Лицо Олега внезапно всплыло передо мной, оно казалось испуганным и затравленным, как если бы кто-то гнался за ним и он не видел, куда ему бежать и к кому ему бежать.

– Папа, не отдавай меня ему, пожалуйста, не отдавай!

– Олежек, сынок, – позвал я его, – я тебя никому не отдам, – и со всей силы рванул руку на себя. Острая режущая, как нож, боль пронзила всю руку, отдаваясь в плече. Открыв глаза, я увидел, что моя ладонь так и осталась в животе Лизы, торчащие сухожилия беспорядочно висели подобно рваной бахроме. И тут она ловким жестом вывернулась наружу, пальцы показали знак Ок и после этого остались безжизненно лежать на животе Лизы. Моя оторванная ладонь больше не двигалась, она просто не принадлежала мне.

Кровь была повсюду. Опять красный, как много красного в этот день, слишком много для одного человека. Но это была моя кровь! Тщетно я пытался зажать культю оторванной ладони другой рукой, чтобы остановить кровотечение, все попытки оказались бесполезны. Кровь стекала по мим рукам, больничной блузе, багровые капли, растекались на стерильном больничном полу, и главное, к чему был прикован мой взгляд – огромное бордовое пятно на животе Лизы, в середине которого, словно какой-то несуразный объект сюрреализма, лежала моя ладонь.

– Проснись, пожалуйста, проснись, – услышал я знакомый голос. – Дорогой, это я, проснись, всё хорошо.

Открыв глаза, первое, на что я обратил внимание, это то, что моя ладонь по-прежнему спокойно лежит на животе моей жены, и она не была оторвана, она составляла одно целое со всем телом.