Екатерина Оленева - Лунный принц

– Ты даже не представляешь, как мне хочется прибить тебя за такие слова. Ты, значит, грешник и можешь получать все радости жизни, а я, как верная жена, должна принимать исповеди и отпускать грехи?!

– Нет. Я так не думаю. Нет! Но я ведь прав. Если ты изменишь мне, ты от меня уйдёшь. И всё разлетится к чёртовой матери.

– Я задала тебе вопрос, Альберт и повторю его снова: чего ты от меня хочешь? Я могу предложить тебе два пути. Мы женимся, чтобы ты смог получить твои деньги, ты получаешь всё, что хочешь, а дальше мы либо расходимся, либо живём в фиктивном браке. Ты сохраняешь видимость уважения ко мне – никаких открытых связей, никаких любовниц в моём доме. Мы остаёмся друзьями. Либо наш брак будет настоящим, а, следовательно, в нём будем только ты и я. Ни Синтии, ни врагов, ни друзей в нашей постели – только ты и я!

– Хорошо.

Катрин посмотрела на него с подозрением:

– Так просто? Такому «хорошо» можно верить?

– Надеюсь. Дай мне шанс.

– Дам. Но учти, Альберт, этот шанс – последний. Я не шучу. Ещё раз нарушишь обещание – никакая сила, никакие убеждения не заставят меня быть с тобой. Это не ультиматум. Просто… просто лучше ужасный конец, чем ужас без конца и, хоть это не я сказала, не могу с этим не согласиться.

– «И если твой правый глаз искушает тебя»… – с сарказмом протянул Альберт. – Его придётся вырвать.

– Я не позволю отношениям разрушить меня. Я хочу за тебя бороться, но… ты тоже должен бороться за нас. Любовь – не данность. Это работа. Сложная и кропотливая. Иногда приходится наступать себе на горло, отрекаться от своих принципов… или случайных удовольствий.

– Отказаться от удовольствия, чтобы быть счастливым? – улыбнулся он, зарываясь пальцами в её волосы, вдыхая её запах и тёплый аромат. – Приз стоит цены. Я попробую.

Она замерла, глядя на него широко распахнутыми глазами. Впитывая его ласку, его внимание.

Катрин хотелось верить. А ещё ей хотелось, чтобы её поцеловали и то, что Альберт так и не предпринял этой попытки заставило сомневаться правильности сделанного решения.

Но у него были свои причины. Его тело ещё хранило следы Ральфа. И прикасаться к ней сейчас казалось неправильным, почти святотатством.

Иногда быть искренним и правдивым мало для того, чтобы сделать любимого человека счастливым. Иногда правда может разбить любимому сердце. И мы вынуждены причинять ему огорчение полу-ложью, даже если это причиняет нам сильную боль самим, лишь бы боли не чувствовал тот, кого мы любим.

Вокруг меня разлетались алые занавески, перемежёвываешь с золотой бахромой, прозрачными, сухо звенящими бусинами, нанизанными на ниточку. Я отодвигала их рукой в стороны, они отходили с сухим стуком, но всё было лишь затем, чтобы снова оказаться в окружении точно такой же прозрачной ткани, разлетающейся в сторону под дыханием сквозняка. Чем-то ткань напоминала языки пламени или стилизацию ручейков крови.

Мне не было страшно. Я знала, что впереди меня ждёт нечто столь же запретное, как и приятное.

Я не чувствовала, что иду босиком, но видела босые ноги. Ногти покрывал тёмный красный лак, почти в тон разлетающимся вокруг меня занавескам. На запястьях звенели браслеты, а вокруг обнажённых щиколоток и бёдер разлетались такие же алые лоскуты юбок.

Странная юбка, состоящая из множества разрезов или набегающих друг на друга лоскутов. Она была длинной, до самых щиколоток и совершенно свободной. Грудь крест-накрест перехватывала ткань, а в остальном я чувствовала себя нагой и совершенно свободной. Ткань того, что было на мне надето, скорее подчёркивало, пробуждая воображение, чем скрывало моё тело.

Я знала, что иду к кому-то, кто прячется в одной из комнат за бесчисленными занавесками.

Впереди была небольшая чаша бассейна, окружённая свечами в китайском стиле – маленькие, плавающие в чаше разноцветные кусочки воска. Огоньки отражались от мраморной плитки и дробились по воде, засыпанной розовыми лепестками. Крыши не было – куполом служило небо с тысячью острых звёзд. И сверху залетал ветерок, заставляющий мои свободно разбросанные по плечам волосы трепетать, как и юбки, горячим огненным факелом обвивающие мои ноги.

Я знала, что красива. Ослепительно хороша. Что всё окружающее меня лишь рама, а картина в этой раме я. И вся трепетала от ощущения власти и силы, что давала мне это красота. И в тоже время меня сжигало страстное томление. Я нетерпеливо озиралась по сторонам, в ожидании того, к кому спешила на свидание.