Ева Миллс - Ева. Книга 2

и «Загадку магических чисел» Блайтон девятилетней Венди – в последнем случае никакой ворожбы, просто старый добрый детский детектив для увлеченной души.

В полдень я чувствую себя приятно утомленной. Беру ключи, глубоко, по-кошачьи, потягиваюсь, делаю шаг к выходу – и спотыкаюсь о забытый Венди мячик. Теряя равновесие, в инстинктивной попытке удержаться хватаюсь за первое, что попадается под руки – это сувенирная полка. Под нажимом моих ладоней она накреняется, встав на дыбы, и фарфоровая фигурка в свадебном костюме падает на пол и раскалывается.

И в этот момент в моем животе разворачивается бездна.

Мгновенно потерявшись в реальности, я перестаю соображать. Набатом стучит в ушах «Снова, снова», холодный ужас разрывает внутренности, отказываясь признавать случившееся, я смотрю на разбитую куклу Лукаса – подарок Голда, вторая из пары. Сглотнув тошнотворный вкус во рту, поднимаю растерзанное тельце – все это настолько живо, по-настоящему, что за глазами у меня ревет сирена. Все еще заторможенная в движениях, в мыслях я уже разогналась до скоростного состава. У меня нет ни малейших сомнений насчет того, что это – не досадная случайность. Несчастье стоит на пороге и протягивает мне свою холодную ладонь. Бегу в кабинет Голда, нет, это ведь уже мой кабинет, дрожащими руками вставляю ключ в замок на двери того самого шкафа, который до нынешнего момента открывала лишь единожды и поклялась никогда более не открывать. Но сейчас мне плевать на священные обещания и последствия. Нет времени играть с обычными книгами, а доверия судьбе во мне давно нет, я преисполнена решимости продать душу, но не допустить Смерти забрать у меня того единственного, кого я люблю. Забрать у меня Локи.

На короткий миг мое сердце загорается решимостью и надеждой, я одержимо верю, что смогу все исправить, пальцы мои решительно сбрасывают наконец-то поддавшийся замок и…

В шкафу пусто.

Ни одной книги, ничего, только тонкий лист бумаги, сложенный вдвое и на обороте до слез знакомым угловатым почерком выведено: «Еве».

Не чувствуя дыхания, помертвевшая от подсознательного понимания того, что разум еще отказывается принимать, я беру письмо за уголок осторожно, как свернутую змею и, поднеся к глазам, с трудом фокусируюсь на прыгающих строчках:

«Моя дорогая девочка,

Я всегда знал, что этот день настанет,

и ты не сможешь остановиться.

Ты никогда не примешь иное решение,

Поэтому я принял его за тебя, зная, что ты меня возненавидишь на веки веков.

Я уничтожил все книги, их больше нет. Иногда мы не властны над будущим и должны просто принять то, что нам предстоит и попытаться не сломаться.

Когда-нибудь…»

Не дочитывая до конца, я сминаю письмо, и разжав кулак, слежу взглядом как лист с еле слышным стуком опускается на пол и откатывается в угол.

Дергано, не чувствуя своего тела, я вернулась в магазин и, опустившись на пол, взяла свою разбитую жизнь, баюкая, прижала к груди и оцепенела.

В таком положении меня и нашел Локи.

Не дождавшись в баре, он ожидаемо решил, что я снова заработалась. Перешел дорогу, шутливо ругаясь, заглянул в дверь, и увидев меня, резко осекся, в два шага оказался рядом. Кошмар, беснующийся в моих зрачках, перетек в его. Севшим голосом он прошептал:

– Что-то с Маризой?

Я не могла ответить, просто не могла разлепить губы и он, вдруг покрывшийся бисеринками пота, схватил меня за плечи, встряхнул и закричал:

– Ева, скажи мне!

Из моих глаз побежали слезы, но я никак не находила голос и только мотала головой. Он отнял мои руки от груди, потянул на себя и, увидев сломанную куклу, выдохнул так шумно, что его облегчение чувствовалось почти осязаемо.

– Сумасшедшая. Чокнутая дура, я сейчас потерял десяток лет жизни. Я подумал, что-то произошло, с тобой, с ребенком… Ты себя видела? Ты сидишь дезориентированная и с синими губами из-за сломанной игрушки?

– Это не игрушка. – я начинала из шока перетекать в истерику, и голос мой уже трясся.

Лукас обнял меня, в его голосе уже слышалось веселое снисхождение:

– А что же это, глупая.

– Это ты. – я дрожала от рыданий, вцепившись в рукава его блейзера.

– Ева. Ева, это не я. Я – вот он, целый и невредимый, и если мне в данный момент что-то и грозит, так это отсыреть от твоих слез.

Оттого, что он меня не понимал, не хотел, не мог понять, стало еще хуже. Лукас хорошо меня знал и прекратил утешать, какое-то время просто не говорил ничего, давая мне выплакаться. Наконец глаза пересохли, и сил рыдать уже не было. Выпрямившись и утерев нос, попробовала объяснить.