Водитель высаживает меня напротив ее квартиры, находящейся на первом этаже, я подхожу к синей двери и нажимаю на звонок. В окне появляется ее маленькое личико, я машу рукой, она расплывается в широченной улыбке, и становится похожей не на бодрую семидесяти двухлетнюю старушку, а на радостного ребенка.
Через считанные секунды ее сияющее лицо появляется в проеме двери.
Она встречает меня традиционным китайским способом, интересуясь, не голодна ли я.
– Да, – отвечаю я автоматически, и она энергично тянет меня через порог, над которым висит по Фэн-Шую кот, с двигающимися лапами, ведя в маленькую затемненную кухню. Здесь находится старомодная мебель из темного дерева, в воздухе пахнет ладаном, который горит перед красным молитвенным алтарем Божества Кухни, Зао Йюн, и перед статуей стоят подношения: синяя миска с апельсинами.
– Садись, садись, – говорит бабуля, и начинает заполнять электрический чайник водой.
– Я вообще-то не голодна, – протестую я.
– Ты никогда не голодна, – ворчит она. Она включает чайник и поворачивается ко мне, поставив руки на бедра. – Только посмотри, настолько худой ты стала, как былинка, качающаяся на ветру. – Она сужает глаза. – И ты опять лежала на солнце?
– Это называется загар, ба.
– Загар, так я и поверила, это совершенно не непривлекательная западная традиция, которой ты злоупотребляешь. Ты бы видела свою прабабушку. Она была такой белой, как цветок лотоса.
– Говоря о традициях, не она ли тогда попала в переплет?
Она смотрит на меня неодобрительно.
– И как это касается твоей кожи?
– Бабуля, – говорю я устало, – я пришла к тебе не для того, чтобы говорить о состоянии моей кожи.
Она качает головой и направляется к холодильнику, роется внутри и выуживает белые булочки из муки, сделанные в Гонконге, с курицей и свининой. Она показывает мне пакет.
– Видишь? Твоя любимая марка.
– Спасибо, – не сопротивляясь говорю я. Последнее, что мне необходимо на данный момент – это еда.
Пока она укладывает булочки в пароварку, я оглядываюсь вокруг. Фактически ничего не изменилось на кухне у бабушки. С тех времен, когда мы с Льюком были детьми, все выглядит также и остались даже те ж запахи. Мы очень любили приходить к ней, словно попадали на какой-то праздник – фестиваль лунного пирога, фонарики, китайские новогодние праздники, когда ели прилипающие сладкие пироги и получали деньги в красных пакетах, и поджигали печенье на кухне перед Богом, чтобы наша благодарность, была скорее услышана на небесах.
Бабуля вытирает руки и садится рядом со мной.
– Ба, – начинаю я. – Ты знаешь, что я стала офицером полиции под прикрытием, правда ведь?
– Конечно. Ты же сама мне сказала об этом. Я еще не выжила из ума, знаешь ли?
– Ну, хорошо. Меня отправили на задание и... э-э...
Ее темные острые глаза пристально смотрят на меня с любопытством.
– Мне кажется, что я, ну, испытаю некие чувства к своей цели.
Выражение ее лица не меняется.
– Расскажи мне о нем. Что он за человек?
– Он очень добр к своей семье, а также к животным, и... он достаточно честный.
– Тогда, почему полиция интересуется им?
– Для них он видится в образе наркодилера.
Я вижу страх в ее глазах, и она крепко сжимает руки.
– Но я не думаю, что он один из них.
Ее руки рассоединяются с облегчением.
Я прикусываю губу.
– Но я также боюсь, что думаю о нем так, потому что испытываю чувства.
Бабуля наклоняется вперед.
– Возможно, полиция ошибается?
– Вряд ли, – нехотя отвечаю я.
Она хмурится и внимательно пристально смотрит на меня, изучающе.
– Так зачем ты пришла ко мне тогда?
Пару секунд я внимательно смотрю в ее такие родные глаза. И вдруг осознаю, что пришла не только повидаться с ней, а потому что я ей доверяю. Я доверяю ей во всем, а не в каком-то ерундовом вопросе. Я доверяю ее непредвзятому мнению, за исключением таких вещей, как загар и все, что касается современных западных традиций. Но что еще более важно, я чувствую, что во всей этой ситуации что-то не так. Если я расскажу ей все, то именно она сможет увидеть то, что я упустила.
– Я пришла к тебе, потому что чувствую себя растерянной и виноватой. И я знаю, что ты не сможешь исправить данную ситуацию, но, возможно, просто поговорив со мной о ней, все как-то проясниться для меня.
– Почему ты чувствуешь себя виноватой?
– Я считаю, что предала Льюка самым худшим из возможных способов, влюбившись в подозреваемого наркоторговца. Даже если полицейские не правы, но скорее всего это самый маловероятный факт, все равно все превратилось в ужасный, самый ужасный бардак. Мне кажется, словно я настолько погрязла в мерзости и грязи, что какая-то часть меня никогда не выберется оттуда.
Читать дальше