Виктор Улин - Стимуляция

Она поставила пустую рюмку на отлив окна, посмотрелась в стекло, поправила коротко стриженные волосы.

–…В общем, сама не знаю, как выразить. Но вот лежим мы с Ломилиным в постели. И я теоретически хочу трахаться, а у самой сухо. Как сейчас, можешь проверить, еще раз говорю.

– Проверять не буду, верю на слово. Но понимаю, что ты хочешь выразить.

– Плюс к тому у меня маленькая грудь…

– Грудь в данной ситуации не играет роли, – перебил он. – Поверь мне как мужчине. Когда дело дошло до секса, уже все равно, большая грудь у женщины или маленькая, или ее вообще нет.

– Как ни странно, верю. Потому что у нас с Ломилиным когда-то все было на высоте при том, что грудь у меня всегда была никакая.

– То-то и оно, – сказал Ремезов. – Вроде все есть и все хорошо, но чего-то не хватает. При том, я уже сказал, трахаться хочется. Порой до потери пульса, но с женой… как-то все угасло. А заводить женщину на стороне боюсь. Она ведь тоже рано или поздно надоест.

– Вот-вот, – подтвердила Лена. – В сексе рано или поздно надоедает все. Вот мы с Ломилиным одно время фантазировали, будто мы брат и сестра, или мать с сыном, или отец с дочерью. Сначала втыкало, потом тоже надоело.

– Да уж, – он вздохнул. – « Любовь – не вздохи на скамейке »… И ведь писали же такую херню, и кто-то ей верил! А на самом деле все не так.

– Точно, не так. Любовь – это тоска в постели.

– Может, выпьем еще? И уйдем от грустных тем?

– Выпьем, но сначала договорим, – она провела в воздухе рукой. – Тема слишком серьезная, ты согласен?

– Согласен.

– В советские времена считалось, что семья ставит крест на интимной жизни. Со стороны, конечно, проблема может считаться извращением. Мы счастливо женаты, прекрасно живем, воспитываем – вы Лизочку, мы Володю – все у нас есть. И радость и насущные заботы. И может показаться, что даже пошло при этом хотеть качественно трахаться.

– Мне не кажется. Трахаться – самое большое удовольствие в жизни. И когда этот аспект гаснет, вместе с ним угасает все остальное.

– Согласна с тобой, – Лена кивнула. – Ты это еще раз понимаешь. Хотя на самом деле в нашем обществе такие ханжи, что об этом я даже с подругами не решаюсь поговорить.

– И я не решаюсь обсуждать это с друзьями. Даже с Колькой.

– На самом деле, если не трахаться, то зачем жить? Ради разумного светлого будущего и прочей чепухи? Но нафига мне это будущее, если я не трахаюсь в настоящем?!

Последние слова Лена выкрикнула так громко, что Ремезов оглянулся в проем балконной двери.

Но там все шло нормально, из гостиной несся бубнеж Брюса Уиллиса в исполнении русского переводчика.

– Если не трахаться, то лучше лечь в могилу и попросить друзей, чтобы засыпали.

– Я согласен с тобой, Лена. Все эти дети-внуки и прочая свинотень… Ничего не стоит в шкале реальных удовольствий.

– Так и я о том же, Сережа. Причем я не маргиналка. Я обычная женщина, каких десять в шестой степени на миллион. Но все делают вид, что у всех все хорошо, хотя у всех ничего хорошего, все молчат и ходят на сторону. А я так не хочу.

– Я тоже, – Ремезов вздохнул. – Ты понимаешь, я люблю Надю, мне не нужен никто, кроме нее. Вернуть бы свежесть отношений… Но, боюсь, это невозможно.

– Возможно все, – возразила она. – Стоит только захотеть, можно в космос полететь.

– Хотеть-то хочу, но не знаю, как.

– Нужно обновление. Стимуляция интереса друг к другу.

– Стимуляция? – переспросил он. – Какая именно? И вообще, может ли что-то помочь, в нашем жизненном статусе?

– Есть разные способы. Недавно я прочитала об одном безобидном, его легко осуществить с друзьями, которым доверяешь как самой себе.

– И что же это за способ?

– Трахаться вчетвером одновременно.

– Свинг?

Бросив слово, он почувствовал, что краснеет.

На Лене Ломилиной лежало табу, обусловленное отношениями с Николаем, но как женщина она была привлекательна.

Соседка не ответила, Ремезов понял, что она тоже покраснела.

В тишине, наполненной запахами июльского вечера и редкими криками чаек с реки, натянулась какая-то красная нить.

Из гостиной – через спальню и коридор – донеслись неразборчивые голоса его жены и ее мужа. Кажется, там не только смотрели фильм, но и попивали коньяк.

– Извини, – сказал Ремезов. – Все это прекрасно, ты еще прекраснее, но свингом заниматься не буду. Коля мой лучший друг.

– Кто говорит о свинге? – возразила Лена. – Никакой перемены партнеров, ничего непристойного. Просто живая порнография, в тысячу раз более сильная, чем инетская. Пишут, что мертвого поднимает из могилы.