Ричард Брук - Созвездие разбитых сердец

– Лидия Петровна, для меня времена дневников и двоек по поведению успешно закончились лет пятнадцать назад! Усвойте себе это уже раз и навсегда! Я вам не мальчик, чтобы вы меня отчитывали, как… как хулигана на перемене! Раз вам так это нравится, идите директором в школу, а здесь театр, театр! Понимаете вы сие, формалистка хренова?

– Андрей! – проигнорировав с ледяным спокойствием бушующего перед ней молодого человека, Лидия Петровна обратилась к кому-то, оставшемуся за дверью – Не прячься, я тебя заметила! Иди сюда и уйми своего приятеля, или я позову охрану, и будем составлять акт о пьянстве на рабочем месте.

– Да вертел я эту вашу охрану на…!

– Паша, Павлуша! Ну все, кончай буянить, пойдем! – явившийся на зов грозной кадровички угловатый парень с растрёпанной рыжеватой шевелюрой резво потащил смутьяна к выходу, а по дороге продолжал увещевать с материнской заботой:

– Все, не кипятись, ты своё пари выиграл…

– А ваш акт засуньте себе в…

– Шшшш! Ни слова больше! Идём-идём уже в буфет!

Андрей с трудом вытолкал из кабинета своего приятеля Павлушу, чей возмущённый голос еще какое-то время доносил до Лидии Петровны всё, что его обладатель о ней думает.

Мария, на протяжении этой бурной сцены сидевшая в кресле тихо, как мышь, была готова узреть на лице кадровички что угодно, только не… широкую улыбку, обращенную вослед ушедшему хулигану.

– Ох, Бердянский, Бердянский! Ну что за несносный мальчишка! Артист от Бога, творческая натура, чёрт его побери…

Тут она вспомнила про девушку, только что принятую в штат служителей Мельпомены, и по-свойски предложила:

– Давай-ка мы с тобой кофейку тяпнем, да? Работать начать ты завтра успеешь, а я тебя сейчас такими конфеточками угощу… ммм… пальчики оближешь! Этот оболтус мне их сам и подарил, кстати, пару дней назад.

Призыв к распитию кофе прозвучал в ее устах, как тост, и Марии ничего не оставалось делать, как согласиться:

– Кофе я люблю, спасибо.

Мельком посмотрев за окно, где хозяйничал беспросветный ноябрьский дождь, Мария порадовалась неожиданному радушию этой грозной мадам, любительницы сентиментальной женской прозы, шоколадных конфет и молодых буйных парней.

Павел Бердянский… Почему ей самой так встревожило душу это имя, словно нарочно придуманное для театральной афиши?

– Значит, ваш Бердянский не только хулиган, но и большой талант? – полюбопытствовала она, догадавшись, что кадровичка и сама настроена посплетничать о нем.

Лидия Петровна, отвлекшись от инспекции кофейных банок, повернулась к своей гостье и, подняв указательный палец, торжественно объявила:

– Не просто талант- звезда! Комик, трагик и эксцентрик в одном лице! По крайней мере, так про него в газетах пишут… и на этих… фо-ру-мах ваших… Главреж от него в восторге, считает своим открытием, самородком! По мне, так тот еще павлин, этот самый Пашка-вверхтормашка.

Мария невольно улыбнулась:

– Вверхтормашка?.. Забавное прозвище. Это из-за характера?

– Да он циркач бывший! Гимнаст воздушный, без страховки любил работать на большой высоте – и вот однажды доработался… Может, слышала, в начале девяностых был такой аттракцион «Между небом и землей» в цирке на Цветном? С программы давно снят.

«Господи, какая же я дура…»

Ну конечно! Павел Бердянский!.. Вот почему его имя показалось ей таким знакомым: несколько лет назад оно красовалось на всех цирковых афишах страны, а она тогда еще ходила в цирк…

Мария зябко поежилась и покрутила головой, отгоняя воспоминание, но полузабытый кошмар упорно лез из памяти прямо на внутренний экран… Лидия Петровна что-то еще увлеченно рассказывала, но словно кто-то выключил звук.

Реальность дрогнула и сместилась на пять лет назад, в летнюю Ялту, куда приехала с гастролями столичная цирковая труппа. Мария снова сидела в переполненном павильоне, слушала пение скрипок и рыдание виолончели, с замиранием сердца внимала сухой дроби кастаньет и гулкому барабанному бою. Арену заливал мертвенно-голубой свет, а в лучах двух ярких прожекторов под самым куполом парил гимнаст-эквилибрист в серебристом трико…

Это ради него она вновь купила билет и пришла на следующее представление сезона… потом – еще на одно… и еще на одно, вместе с охапкой одуряюще пахнущих розовых пионов. И вновь замирала от восторга, от сладкого трепета где-то под ложечкой, внимая скрипкам, виолончели и испанской гитаре, что вплетала свой густой вибрирующий голос в мелодичный дуэт. И вновь неотрывно следила взглядом за гибкой фигурой в черно-серебряном трико, скользящей по натянутой проволоке на немыслимой головокружительной высоте. И с нарастающим волнением ждала финального прыжка с каната на трапецию…