Елена Жукова - На личном фронте без перемен…

Если нас все-таки ждет воздаяние за все наши грехи, то за пионерку черти подбросят в мой костёр лишних дровишек.

Помню, как девушка-Катя танцует на нашей кухне. Длинный стол отодвинут в сторону, из магнитофона журчит «Words don’t come easy». Свет выключен, и только фонарь за окном отрисовывает тонкой золотой ниточкой гибкий силуэт. Я сижу в углу и ловлю каждое движение. Животная грация юности. Пионерка тихо покачивается в такт музыке, обнимает себя за плечи, гладит по бедрам. Я выпил, у меня почти три месяца не было секса – из-за угрозы выкидыша у жены. И мне чертовски хочется, чтобы юное тело извивалось не в танце, а в моей постели. Подо мной.

Девушка-Катя дразнит меня… Намеренно, в отместку за жеребятину, которую я несу? Или неосознанно, просто потому, что самка? Но мне все равно. Я встаю, обхватываю горстку легких косточек и со всей силы прижимаю к себе. До хруста. Пионерка пищит. Я вдыхаю ее запах – земляничного мыла и сладкого девичьего пота. От водки и вожделения кружится голова. Я целую ее в висок и с силой отталкиваю от себя. Добрый дядюшка!

В длинном больничном коридоре меня берет за пуговицу Михей:

– Ты, мин херц, с этой пионеркой поаккуратней. Держи свой херц от нее подальше. Она же еще совсем соплюха.

– Ты что, Михей, я же не педофил какой-нибудь, – оправдываюсь я.

– Да? А так не скажешь… Короче, я тебя предупредил… Не забудь, что у тебя жена на сносях.

Откровенно говоря, о жене я почти не думал. Как-то само собой подразумевалось, что у нее все в порядке. Она дома, с матерью. А если будет что-то не в порядке, то мне обязательно сообщат. Вот я и не звонил. Это сейчас у всех мобильные. А тогда, чтобы позвонить домой, надо было тащиться через всю деревню на почту. Короче, на картошке было принято отдыхать от семей.

А потом был этот чертов футбольный матч. Это у нас традиция такая была – раз в смену погонять мячик с деревенскими. Все скопом идут на местный стадион: мужики – играть, тетки – болеть.

Меня подбили в первом же тайме. Один здоровенный лось из местных подсек. Колено в кровь, и внутри что-то хрустнуло. Играть я больше не мог, и девушка-Катя вызвалась довести меня до дома.

Привела, посадила на кровать и сестрой милосердия стала возиться над разбитой коленкой: вымыла, залила йодом. А я смотрел сверху вниз на ровный пробор в рыжеватых волосах и вдыхал дурманящий, как наркотик, запах юности. Катя подняла голову; я видел, как шевелятся ее губы, но ничего не слышал. Я знал, что в доме мы одни, и еще не закончился первый тайм. И что другого шанса у меня больше не будет. Никогда! Короче, крышу сорвало.

Помню, как рывком поднимаю ее и сажаю к себе на колени. Подсовываю дрожащую руку под майку и накрываю ладонью ее холодные грудки. Маленькие озябшие холмики с торчащими пуговками сосков. Она уворачивается, шепчет «не надо», но я уже не в силах сдерживаться. Не могу ее отпустить. Просто не владею собой.

Я шепчу ей «милая, девочка моя, как я мечтал об этом… Не бойся, все будет хорошо. Я согрею тебя». И целую, целую, заглушая ее протесты. Лихорадочно стаскиваю с нее треники, путаясь в штанинах. Катя еще упирается, но как-то вяло. Смирилась.

Черт, я уже опасно близок к концу. Только бы не опозориться! Я опрокидываю мою девочку на постель, целую бледный впалый живот меж выпирающих тазовых косточек и рубчатый след от резинки. Сейчас… Железная кровать визжит под нами искалеченными за несколько поколений пружинами. Стягиваю с себя трусы, пачкая их кровью и йодом. Сейчас… Прижимаюсь всем телом, нащупываю пальцем желанный вход. Пионерка дышит короткими частыми всхлипами. А если она целка? Теперь уже все равно: я не могу остановиться! Сейчас… Сейчас…Черт!!! Я обгадился, как пацан в свой первый раз. Дергаюсь в спазмах и изливаюсь на пушистые рыжие кудряшки.

Что было дальше лучше не вспоминать. Катя брезгливо вытерлась моими трусами и молча оделась. Лучше бы ругалась, плакала, лучше бы ударила меня по морде! Но она молчала. Ее молчание сочилось презрением. Я так и не понял, за что: за то, что я сделал, или за то, чего не смог сделать. Я бездарно кончил нашу дружбу. На нашу дружбу.

Девушка-Катя ушла. Не хлопнула дверью, а осторожно затворила за собой. И я остался наедине с виной и стыдом. Внезапно подумалось: а вдруг она кому-нибудь расскажет? Нет, не должна… А если все-таки? Я испугался. Реально испугался. Представил, что будут болтать за моей спиной. А если до жены дойдет?

Но сил объясняться не осталось. Завтра, все завтра. Поговорю с ней, извинюсь, попрошу. А сейчас надо все забыть. Я налил себе полный стакан водки (мужики меня простят!) и провалился в беспамятство.