Юлия Резник - От земли до рая

Я открыла глаза, чтобы что-то ответить Соньке. Но запнулась, увязнув в янтарной смоле его глаз. Гейман сидел, вольготно откинувшись в кресле. Тяжелые веки почти закрывали его глаза, отчего взгляд казался еще более проникновенным.

– Отпустим их, чтобы не мучились? – вскинул черную бровь.

– Что, правда?! Папочка, ты просто супер!

Я пролепетала что-то невнятное про трамвайчик и другие наши с Сонькой планы, отчего-то страшась остаться с Гейманом наедине, но меня уже никто не слушал.

– Возвращайтесь сюда через час. Игорь все проконтролирует, – скомандовал дочке Ян Львович, одновременно с этим отдавая взглядом приказ одному из охранников сопровождать парочку. Они ушли как-то неожиданно быстро. Как раз принесли бокалы, я вцепилась в один из них, ужасно нервничая, чтобы чем-то занять руки. Отпила… закашлялась, потому что коктейль оказался необычайно крепкий. Вытерла остатки рома с губ, вспомнив, чем дело закончилось, когда мы в последний раз пили с Гейманом, подняла взгляд и поняла, что он тоже этого не забыл.

За ней было любопытно наблюдать. Даже, может быть, больше, чем за негритянкой на сцене. Особенно, когда Лиля ненадолго забывала о моем присутствии и расслаблялась. Это очень бросалось в глаза. Когда она забывала. По выражению лица, по вмиг меняющейся пластике, которая вдруг приобретала какую-то неуловимую эфемерную сексуальность. Легкие движения плеч в такт музыке. Покачивания головой… И то, как она замирала, закусив губу, когда начиналась особенно сложная импровизация. Эта девочка пропускала джаз не только через уши, но и через тело. Как я её когда-то учил.

Будто почувствовав мой взгляд, Лиля встрепенулась и вновь настороженно на меня уставилась:

– Еще коктейль?

– Нет. Нет, спасибо, Ян Львович. Мне уже хватит.

– А я, пожалуй, повторю.

Сделав знак официанту, я попытался сосредоточиться на музыке, но почему-то в этот раз даже великолепный соул не смог пробиться сквозь стрекот мыслей в моей голове.

Я не помню, когда впервые по-настоящему увидел Лильку. Хотя знал, что у моей экономки есть дочь, и даже много раз видел ее то сидящей на лестнице, ведущей на чердак, то играющей с Сонькой. Видел… и тут же об этом забывал. Настолько это было неважно на фоне тех глобальных вопросов, что мне приходилось решать. Мой мозг был под завязку загружен, и в принципе не фиксировал внимание на событиях, не имеющих отношения к семье или делу. Случившись, они моментально отходили на второй план и тут же забывались за ненадобностью. Существовало не так уж много людей, которых я замечал на самом деле. Прислуга и её дети в этом списке не числились. Не потому, что я какой-то плохой. Просто на том уровне, где я находился, это было неизбежно. Я физически не мог думать еще и об этом. Даже самый мощный компьютер не выдержал бы такого потока информации, что мне доводилось анализировать каждый божий день в силу тех позиций, что я занимал в сфере большого бизнеса. И тут нужно было очень тщательно фильтровать эту самую информацию. Ведь на самом деле напряжение, в котором я жил, было колоссальным. Расслабить меня могли лишь секс, спорт и… музыка.

Врываясь в мои воспоминания, в кармане зазвонил телефон. Я поморщился, но все же вынул трубку. Покосился на дисплей и, бросив Лиле короткое:

– Извини. Важный звонок, – встал из-за стола.

Звонил один из моих китайских партнеров. Нам всего-то и надо было перекинуться парой фраз, но языковой барьер… что б его. Мой китайский был просто ужасным, а китайский, искаженный прерывающейся связью – ужасный вдвойне. А Жонг только им и владел. Я чертыхнулся. Сунул руку в карман и хотел уж было перевести звонок в офис, когда за моей спиной раздался неуверенный голос:

– Ян Львович…

– Да?

– Я могла бы выступить в качестве переводчика.

Она говорила тихо. И смотрела прямо на меня, такая напряженная, что казалось, ткни пальцем, и разлетится на части, как драгоценная китайская статуэтка. С чего вдруг такая реакция? Опять себе напридумывала то, чего нет и близко?

– Жонг, подожди… Я сейчас передам трубку своей помощнице.

В этой жизни меня мало что могло удивить так, как это сделала Лиля, заговорив на чистейшем китайском. Это было моей самой большей проблемой. Когда ты можешь позволить себе все, вот вообще все, что угодно: любые удовольствия, любой каприз из тех, что можно купить за деньги, в какой-то момент просто не остается того, чего бы ты еще не пробовал; мест, в которых бы ты еще не бывал; эмоций, которых бы ты еще не испытывал. И от этого складывалось гадкое ощущение, что я напрочь разучился ловить кайф от жизни.