Юлия Резник - От земли до рая

– А что, бывает другое?

Его словам. Которые он сказал мне, когда застукал меня, маленькую, роющуюся в его компакт-дисках. И точно так же, как тогда, мне снова стало неловко. Потому что это он оплачивал мой каприз поехать в Новый Орлеан послушать джаз. Тут уж я и при желании не могла бы соврать, что это меня Сонька вслед за собой потащила.

– Ну, так что? Ты останешься? Давай, па! Лето заканчивается, а ты ни дня еще не отдыхал. Потусишь с нами, потом забуримся на какой-нибудь конц [1] Конц – концерт (сленг). , и на самолет. Привет, родина!

Гейман молчал, что-то там прикидывая в уме, работающем получше многих даже самых мощных компьютеров. Не знаю, правда это или нет, но Сонька как-то рассказывала, будто он специально тренировал мозг, занимаясь по какой-то секретной методике, позволяющей расширить возможности сознания. Звучало это, конечно, довольно странно, если не сказать – смешно. Да только, глядя на Яна Львовича, верилось и не в такое.

– Ладно. Твоя взяла. Пойду, переоденусь. Моя каюта, надеюсь, свободна?

– Эм… Ну, мы там с Лилькой обитали, но по такому случаю, вестимо, освободим барские хоромы, – Сонька вскочила и дурашливо поклонилась. – Льюис, дорогуша, поручи кому-нибудь перенести наши с Лилей вещи в белую каюту.

Гейман улыбнулся и поднялся вслед за дочерью. Тут же подтянулась охрана. Он кивнул каким-то своим мыслям и, широко шагая, направился к лестнице, ведущей вниз. Но на полпути остановился. Подошел к лежаку, взял что-то, похожее на пузырек с кремом от загара, вернулся и бросил его прямо в меня. Я успела перехватить тюбик буквально в последний момент – настолько неожиданным был его выпад…

– Намажься, – велел он.

Я растерянно обвела себя взглядом, покосилась на разгорающийся все сильнее закат на горизонте и, медленно сглотнув, прошептала:

– Солнце уже село.

– Твоей коже даже лунный свет противопоказан, – улыбнулся Ян Львович. Вот только улыбка не коснулась его глаз. – Так что… намажься, да.

– И правда, Лиль! Смотри, вон, опять вся красная… – затараторила Соня, подходя поближе ко мне и забирая тюбик с кремом из моих рук. А я и слышала ее, и не слышала, провожая напряжённым взглядом широкую спину Геймана. – Ну-ка, повернись!

– Зачем?

– Намажу тебя, горе луковое. Прав папа, ты ж похуже вампира!

– Ну, спасибо, – посчитала нужным обидеться я.

– А что, я не права, скажешь? Даже на них так не действует солнечный свет, клянусь.

– И много ты знаешь вампиров? – Ян Львович, наконец, скрылся из моего вида, и я перевела взгляд на подругу.

– Ни одного! Но ты под подозрением… – захохотала Сонька. Подыгрывая подруге, я навалилась на нее сверху и угрожающе клацнула зубами прямо у нее перед носом. Она завизжала и принялась от меня отбиваться. Парни из охраны синхронно закатили глаза. А солнце, упавшее за горизонт, разукрасило небо и воду всеми оттенками охры…

– Что там за шум? – выглянула я из ванной.

– А, – отмахнулась Сонька, – папа спорит с охраной по поводу наших планов. – Я сказала ему, что мы собираемся на Бурбон-стрит, и началось!

– Ну, зачем, Сонь? Я же просто погулять хотела. Без вот этого всего! Послушать уличных музыкантов, заглянуть в какую-нибудь галерею. Наверняка Яну Львовичу совсем не до этого, а теперь он вроде как должен.

Сонька скривилась:

– Ты можешь представить, чтобы папа дела то, чего не хочет?

Я занервничала. Повела плечами, соглашаясь с тем, что такое сложно представить, и подошла к зеркалу. М-да… Красный, обгоревший до корочек нос явно не добавлял мне шарма. Я выдавила на пальцы крем и принялась втирать его в кожу:

– Все равно. Как-то неловко.

– Это еще почему?

– Не знаю. Может, он хотел провести время только с тобой, ты об этом не думала?

– Об этом – нет. В последнее время я задаюсь совершенно другими вопросами.

– Это какими же? – заинтересовалась я, собрала волосы на макушке и повертела головой из стороны в сторону, прикидывая, как бы их уложить. Жарко было так, что умереть. И влажно, как всегда в Луизиане… Надеяться, что при такой влажности мои волосы останутся прямыми больше, чем на пять минут, не приходилось.

– Почему ты его избегаешь?

На секунду я замерла. Облизала губы и уронила руки вдоль тела, оставив в покое волосы.

– Кого?

– Не делай вид, будто не понимаешь!

Грациозной черной кошкой Сонька опустилась на кровать. Подперла кулачком щеку и уставилась на меня с легким прищуром. А у меня холодок по спине прошелся. Я совершенно не была готова к её допросу.