Фанни Монтана - Цветы в небе

– Роман Иванович, – твёрдо представляюсь я, протягивая ладонь.

– Елисей, – и жмёт мою руку с явным вызовом.

Е-ли-сей, едрит-мадрид. Королевич, ага. Впрочем… Чем не королевич – высокий, широкоплечий, с наглой улыбкой эпатажной кинозвезды. Жаркий степной ветер швыряет крупные кудри как попало, подыгрывая хаотичности впечатления. Ох, головная боль моя на ближайшие два часа.

Старший группы начинает общий вводный инструктаж, пока мажоры надевают выданные им комбезы. Для обычных пассажиров у нас практичные мешковатые хаки и полужёсткие прыжковые десантные шлемы. Эдакий "винтажный милитари-антураж" – как назвала его моя Любаша; перворазы кипяточком ссутся, что парни, что девушки. У меня, кстати, такой же хаки, только качеством намного выше – комфортная форменная одежда, а не чехол.

Для мажоров клуб расщедрился на дерзко-красные комбинезоны, похожие на новенькие «Феррари». В сияющих глянцевых шлемах ребята выглядят как пилоты «Формулы-1», а не как стадо бесполезных разников.

У инструкторов, работающих с мажорами, форма тоже специальная – матово-чёрная. Чувствую себя грёбаным эсэсовцем. Молодёжь тут же принимается селфиться, фоткаться друг с другом и с инструкторами. Наши операторы мельтешат вокруг, замирая в самых причудливых позах, ища интересные ракурсы – клиенты не абы кто. Ради моих "обычных" пассажиров ещё ни один фотограф спиной в траву не падал.

Мажоры тем и хороши —

Бабло башляют от души!

М-да, хорошо, что эта ярмарка тщеславия для меня ненадолго.

Под бодрый голос старшо́го, который будет в этом подъёме выпускающим, начинаем надевать подвесные системы на своих подопечных. Чувствую ироничные взгляды мужиков – я будто ёлку наряжаю, задираю руки, привстаю на цыпочки. Обхохочешься.

Королевич тоже лыбится. И, странное дело, словно подаётся ко мне, выставляется, когда я шарю по нему, затягивая и закрепляя все ремни и перемычки. Обычно пассажиры напрягаются, цементируют лица, как на приёме у срамных врачей – ведь пальцы инструктора и по груди шарят, и около паха. А этот выпятил хозяйство своё, обтянутое промеж ножных обхватов – прямо мне в лицо. Хм… То ли причиндалами дюже богат, то ли привстал. У мужиков во время выброски всякое бывает – эрекция, все дела, …ну и конфузы случаются, правда очень редко. Но во время наземки… Вот ведь, свезло так свезло. Этот прынц ещё и сексуально озабочен.

Разъяснив и показав на картинках, что потребуется от пассажиров во время отделения и приземления, старшо́й предоставляет нам отработать с мажорами основные элементы. Хотя, репетируй, не репетируй – один хрен всё позабывают и придётся руками направлять.

Отрабатываем отделение. Пристёгиваю своего дылду задом к себе… Впору скамеечку приволочь, чтобы сподручнее было. Мужики ржут уже в открытую. Оправляю сбрую на своём подопечном – Елисей ёрзает.

– Неуютно, когда ты сзади, Еськин! Я как-то наоборот привык.

Еськин… "Роман Иванович" глубоко проигнорирован. То, что его фраза звучит откровенно по-пидорски, стараюсь даже в голову не брать. Выбесил, щенок. Выделывается, как муха на стекле. Сказал бы такое мужикам у гаражей – ни одна больничка бы не приняла.

– Перед отделением от летательного аппарата твоя задача подогнуть ноги таким образом, чтобы… (блин) …Впрочем, проще будет встать на колени (пихаю его под коленки, подсекая) и хорошенько прогнуться (делаю шажок вперёд, чтобы его лодыжки оказались далеко сзади, а колени – между моих ступней), полностью откинуться на меня (руками обхватываю поперёк груди и заваливаю на себя), положить голову мне на правое плечо (кладу перчатку на шлем и заламываю голову назад, укладывая на плечо).

– Чё, серьёзно?! – сипит Елисей, загнутый мной в бараний рог ловко и ладно.

– Серьёзней некуда… – надеюсь, он отфильтрует явное злорадство в моём голосе. – И не забудь голову повернуть на меня и улыбаться – тебя в это время будут снимать с левой стороны.

Почти насильно поворачиваю его голову набок – и частое влажное дыхание прямо в шею прошибает меня испариной, обильно сдобренной здоровенными мурашками. Чувствую едва заметное шевеление в штанах комбеза… Что это вообще? Вот уж нет, со мной такого не бывает.

– М-м-ах, Еськин… Мне уже всё нравится! – мурчит прямо в шею. Погоди, мы ещё не закончили…

– Теперь расслабься, повисни на мне… Не забывай прогибаться. Запомни – в момент отделения от тебя ничего не требуется… п-просто доверься мне… откинься на меня, я сам… э-э-э… всё сделаю. – доведённые до автоматизма фразы, которые я говорю по сто раз в месяц, внезапно становятся до омерзения педиковатыми. Вот ведь блядь, и меня с панталыку сбил, засранец.