Илья Асриев - Кукольная лавка для импресарио

Вы обманщик, сказала девица поезд отчаливает через минуту.

В купе ждал саквояж – полезные дорожные мелочи вперемешку с артефактами бесполезного прошлого.

Я остаюсь , сказал я, деньги найдутся. У вас есть сестра по имени Лаура?

Хватит с вас одной , сказала девица , я не работаю в воскресные вечера – отличное время, если захотите поболтать под музыку.

Я найду вас , сказал я, и мы поболтаем.

В буфетном окне дёрнулся поезд, и я отвернулся – выбор был сделан. Я из упрямства допил вино, послал воздушный поцелуй за буфетную стойку и покинул вокзал.

Город был шумным, как и его дутая репутация – на площади вовсю играли из Брамса. Ожидания сменились предчувствиями, сотканная из аллюзий музыка смолкла, и город начался.

Ленивые проклятия торговки, скачущие по площади жёлтые яблоки, вязкая неопределённость мыслей и страх перед будущим – с этого предстояло начинать игру. Устройство декораций было на мне, и я взялся за дело с серьёзностью обученного квартирьера.

Я бродил по улицам, глазел на дома, и пытался наметить образ будущих декораций, используя алхимическую реторту воображения и чертёжные инструменты памяти. Для закрепления декораторских находок я обсуждал их вслух приличным шёпотом, незаметным в городском шуме.

Я был внимателен к мелочам, и разменял пару монет на беглый взгляд местного менестреля, тянущего рифмованный стон под разболтанную музыку улицы – скромная дань отдавала стыдливым привкусом отвергнутой взятки.

И они хищные налетели стаей, потому что принимали меня за падаль, а я во сне танцевал с Данаей, летал над миром и никогда не падал, т. д.

Я повторил печальную песню с первого раза, не сбившись даже в конце, где попрошайка присваивал демона – на мой вкус, это была творческая фанаберия.

Я повторил стихи почти вслух – подозрительное для встречных бормотание было предварительным торгом, то есть попыткой договориться с городом и игрой на сходных условиях.

Кроме практической, была и мнимая цель – я заметал следы. Внутри этих прогулок я признал город удачной заготовкой для игры – в смысле его пригодности к возведению простых декораций и сложной машинерии.

Декорации, предвестники представления, были готовы к сроку. Я снял комнаты в приличном квартале и стал ждать. Я ждал в одиночестве, но в паутину измирского мрамора попались два бокала – невинная галлюцинация пугливого воображения или намёк упорхнувшей буфетчицы на неоплаченный счёт.

От скуки я наряжал шалунью в куклу, и вечерами в моих комнатах разыгрывались жанровые сценки – свежеиспечённая кукла, изощренно вертя фотогеничным задом, изображала приличную даму, предающуюся пороку из нужды, и заламывала руки излишне призывно, и кукольные наряды страдали от приливов вечерней страсти.

Я платил за недорогие платья и подозрительное французское бельё в укромной лавке, найденной по случаю в десятке кварталов от квартиры. Трогательное кокетство распутной буфетчицы в контрабандных кружевах усыпляло воспоминания и будило страсти, приводящие к истощению сил.

Буфетная девица исчезла точно посреди разнузданной сцены, и одним скучным утром я выбросил ей вслед обрывки кружевной прелести – из меня, в силу преувеличенной практичности, не вышел стоящий фетишист.

Игра, прячась в тяжёлых интерьерах, обещала быть чувствительной, и туман предрешённой трагедии, смешиваясь с дымом восточного табака, укрыл меня от прошлого.

Я приготовился ждать, но замысел никогда не ждёт – игра началась вдруг. Одним словом, время пошло.

Вспомнил! У буфетной девушки не было никакой сестры, но был дальний родственник, шустрый, с её слов, помощник то ли нотариуса, то ли смотрителя музея, и я не смог отказать ей в просьбе ссудить молодому человеку небольшую сумму, настолько пустяковую, что возврат долга не был предусмотрен.

Но долг был погашен.

Можно отрицать всё. Можно отрицать Бога. Игру отрицать нельзя.

Я не видел, как хозяин заведения отсчитывает голландские монеты автору рекламной жемчужины. Вывеску сменили давно, в те времена я не знал ни г-на Монро, ни содержимого его лавки – меня не было в городе.

Представить публике всех кукол в лавке г-на Монро нелегко. Описание кукольной внешности требует твёрдости рисовальщика и трепетности поэта – я не смогу соблюсти чертёжную точность в метафоре. Романтические обстоятельства и черты случайных лиц я запоминаю плохо, и причина не только в рассеянности, но и в капризном устройстве воспоминаний – признаюсь, они зависят от погоды и состояния нервов.