Михаил Каюрин - 666 женщин Лешего

…После школы Фиса поступила в университет и их пути разошлись. Вернувшись в родной город уже в качестве журналиста, она полностью погрузилась в работу, обзавелась друзьями среди коллег и о существовании Громова вспоминала редко.

Встретились они только через десять лет, совершенно случайно.

Виктор, вырвавшись после окончания школы из опостылевшего дома, пустился странствовать по стране. Работал, где придётся, перебираясь с одного место в другое в поисках лучшего заработка.

Не смотря на частые переезды, повестка из военкомата нашла его. Виктор отслужил в ВДВ, друзья по службе сманили в геологическую экспедицию, с которой он прошагал много сотен километров по нетронутой сибирской тайге.

Когда скоропостижно скончался отчим, мать, уже тяжело больная, позвала сына к себе. Виктору пришлось уволиться из экспедиции.

Он сел в поезд и отправился на малую родину. В поезде судьба свела его с Фелицией, возвращавшейся из отпуска.

Тогда они проговорили всю дорогу, вспоминая школьные годы. Расставаясь, как водится, договорились больше не теряться, обменялись телефонами и… опять пропали надолго.

Потом было ещё несколько мимолётных встреч. Виктор сообщил, что мать умерла, и по её предсмертной просьбе он женился на медсестре. Добрая и отзывчивая девушка помогала ему ухаживать за матерью до её кончины.

– Ты счастлив в браке? – спросила она тогда, заглянув в глаза другу.

– Брак – это изъян, Фиса. Испорченная вещь, – криво усмехнувшись, ответил Виктор. – Только сейчас ко мне пришло понимание истинного значения этого слова. Те, кто придумал это слово – смотрели в корень. Росчерком пера в ЗАГСе я сделал свою жизнь бракованной.

– Чудной ты, Витя, – сказала Фелиция. – Кто тебе мешает развестись?

– Зачем? – Громов вопросительно уставился на Сойкину. – Чтобы испортить жизнь человеку? Жена любит меня фанатично и боится расставания, как огня. Зачем сжигать её чувства заживо?

– Но жить не любя – это же нечестно, противно! – вырвалось у Сойкиной. – Я бы не смогла так жить.

– Почему ты считаешь, что нечестно? Прежде чем отправиться в ЗАГС, я чистосердечно признался своей подруге, что пылких чувств к ней не испытываю.

– А она что же?

– Таня сказала, что этот факт её нисколько не напрягает. Главное для неё – любить самой, ну, и чтобы я не изменял ей, не обижал.

– И ты выполняешь её условия?

– Пока не нарушал взятых на себя обязательств, – сказал Громов. – Вот если бы у меня были связи на стороне – тогда было бы действительно гадко и омерзительно. И вообще, я полагаю, что жить не любя – проще намного, чем жить любя, но порознь.

Фелиция порывалась спросить Виктора, откуда у него такое суждение, но в последний момент сдержала себя. Ещё в школе она догадывалась, что Виктор Громов влюблён в неё. Иначе с чего вдруг он стал бы защищать её от обидчиков и всячески оберегать? Она ожидала его признаний и, ожидая, боялась этих горячих слов, поскольку не испытывала к нему трепетных чувств.

Что она могла ответить ему? Сказать, что он для неё просто смелый и волевой парень? Преданный и надёжный друг, которого она уважает? Признаться, что сердце её не воспламеняется при встречах, а щёки не загораются румянцем? И голос при разговоре с ним не дрожит от волнения, как это обычно происходит у влюблённых девчонок?

Виктор, вероятно, знал, какие слова прозвучат в ответ на его признание и потому держал свои чувства на замке, в строгой тайне от всех.

…Воспоминания были прерваны возвращением Виктора.

Он бросил на землю охапку сухого валежника, весело проговорил:

– Пользуйся моей добротой, путешественница!

– Спасибо, Гром, – ответила Фелиция, как в школьные годы. – Было бы неплохо, если бы ты ещё и огонь развёл.

– Ты, Фиса, сама попробуй, – предложил Громов, расплывшись в улыбке. – А я посмотрю, на что способна надменная принцесса без посторонней помощи.

– Спички давай! – сердитым голосом потребовала Фелиция, недовольно сверкнув глазами.

– Возьми в рюкзаке, – последовал издевательский ответ егеря. – Они в полиэтиленовом пакете, чтобы не подмокли случайно.

Сойкина фыркнула гневно, затем подошла к туго набитому рюкзаку, долго рылась в нём в поисках спичек.

Наконец, коробок появился у неё в руке.

Громов стоял в сторонке, наблюдал.

Дрова воспламенились лишь после многократных попыток поджога, когда егерь, не выдержав, протянул женщине кусок бересты и поучительно проговорил:

– Одной спички недостаточно, чтобы поджечь дрова без вспомогательных средств. При растопке печи пользуются лучиной, при розжиге костра – куском бересты, пучком сухой травы, стружкой сухостоя или засохшей веткой хвойного дерева, – поучительно проговорил Громов. – Неужели не приходилось самостоятельно топить печь?