Владимир Поплар - Мразь

Переезд показал, что оказывается есть более цивилизованная жизнь. Деревеньку, в которой я родился, по сравнению с новым местом проживания, можно было смело назвать стоянкой древнего человека.

Во-первых, находится она в очень отдаленном месте, в тайге, вдоль берега горной речушки, куда транспорт не всякий доедет (нужно добираться до райцентра, а там уж как повезет). Если кого-то встречают на уазиках или Нивах и есть свободное место-два, то считай тебе несказанно повезло, а иначе надо звонить, договариваться с кем-нибудь, у кого есть транспорт. Или ждать, когда попутно пойдет грузовик с продуктами в деревенский магазин и у него не будет занято заветное место.

Во-вторых, население родной деревушки не большое, не знаю, вряд ли больше пятисот-семисот человек. В какой двор не зайди – родственники в каком-нибудь колене. Наверное, правильнее говорить не деревня, а община. Насколько я помню из рассказов учителей, люди начали селиться в этих краях еще в конце XVII века. Весь наш род является потомками старообрядцев, которые селились в труднодоступных местах и проживали в маленьких поселениях на 3—7 дворов.

Местные, больше старики, не любили, когда к нам переезжал кто-то «пришлый». Но люди встречаются-женятся, от этого никуда не деваться. Дети вырастали, уезжали учиться, работать и многие возвращались не одни, а со своими «половинками», часто и с детьми. А ближе к распаду СССР все чаще, из деревни уезжали. Не то, чтобы убегали, но и задерживаться никто не хотел, как их не уговаривали старики.

Мне же тяжело далось расставание с родными местами. Как будто они не хотели никуда меня отпускать. Первое время меня донимала грусть-тоска, как будто я лишился чего-то важного и необходимого мне. Возможно отца.

Однако подростковая психика штука интересная, адаптировался я быстро. Тем более, что приехали мы не на «пустое» место. Совхоз предоставил нам небольшой, старенький, хлипенький домик, а маме рабочее место. Я сразу же начал ходить в школу, где достаточно быстро втянулся в учебу. Были, конечно, по началу, терки с местными пацанами, меня дразнили, подшучивали, но все как-то обошлось без крупного кровопролития, и друзья в итоге были найдены.

Наш «новый» дом же был очень отвратным. Мало того, что его построили еще в конце 50-х годов, так он был захламлен сильно. Предыдущие жильцы оставили его давно и явно были засранцами – оставили после себя много разного шмотья и мусора. А чердак дак вообще был завален газетами и древними фотографиями каких-то людей. Причем было похоже, что это фотографии военных лет, на них были запечатлены военные и пленники, наверное, фрицы. А газеты середины 50-х и 60-х, судя по датам, видимо их хранили для самокруток, так по крайней мере делали некоторые старики в деревнях. Короче выгребал я это дерьмо неверное неделю, фотографии только оставил на месте, в итоге все равно привел его в полный порядок: помыли-побелили и покрасили все, что нужно было.

Вообще, мне было вполне вольготно прозябать в те дни. Учился я без напряга, легко все давалось, особенно математика. Занимался музыкой, танцами, спортом, короче особо-то и некогда было думать о взрослых проблемах. Но особенно я любил почитать, пофиг что, однако все, что касалось мистики-суеверий, религиозных взглядов на смерть и прочих разных человеческих «необычностей», тут пить не надо, только бы читануть. В общем, про меня можно было сказать «славный, добрый, умненький», может слегка застенчивый парнишка (может не слегка) в некоторых аспектах. По правде говоря, думаю точно следует еще добавить «тихий» (сейчас я назвал бы себя «замкнутым»). Скорее всего, в скованности виноваты пара физических «недоразумений»: вся передняя часть моего туловища, грудина и пузо, была изуродована шрамами от хирургического вмешательства – рубцами. Да еще на лбу, имелась «отметина» (хорошо, что в самой верхней части и не большая) – кожаная заплатка. Мама говорила, что, когда мне было около двух, она меня на минутку оставила на улице поиграть, а сама пошла в дом. Отец был на работе, естественно. Через две-три минуты раздался детский визг, и она бросилась обратно на улицу. В общем меня рвала бродячая собака. Пришлось делать много операций, но меня выходили. Так как-то… Да, еще же, чуть не забыл, есть еще одна «фишка»: наличие гетерохромии, то есть цвет глаз абсолютно разный, левый – коричневый, как у отца, правый – серо-голубой, как у мамы. Короче интересный объект. Особенно для докторов-анатомов…