Улана Зорина - Игрушка в руках Лоа

Все персонажи, места и компании являются вымышленными, и реальное совпадение с реально живущими и жившими людьми, а также существующими либо существовавшими местностями и компаниями случайно.

Внимание, данный текст содержит сексуальные сцены. Не рекомендуется к прочтению людям впечатлительным, с неустойчивой психикой и не достигшим 18 лет.

Под хладным светилом пылают кострища,

В коварные сети сплетается дым,

Вокруг в дикой пляске сверкают глазища,

И ты страстно пляшешь под небом чужим.

Но вот, разрезая небесную бездну,

Свет лунный, трепещущий в маску проник,

И, услаждая твой слух сладкой песней,

К раскрытым губам жадно тянется лик.

И вихрем промчались тревожные мысли,

Оставив взамен лишь звенящую тишь,

Тревоги и страхи в пространстве зависли,

Отныне себе ты не принадлежишь.

Все члены сковало назойливой жаждой,

В глазах разгорается страсти огонь,

Неистовой похотью кровь будоражит

Той, жалящей разум, песни гармонь.

Ты с радостью кинешься в омут, забывшись,

Руками раскинувши, словно крылом,

В кровавую дань с головой облачившись,

Отдавшись, увязнешь в сознании чужом.

Как в липком, враждебном тумане сплошном.

1991 год. Африка

Бархатным покрывалом раскинулось небо над потаённым уголком жаркого континента. На широкой поляне, в самом центре утоптанного тысячью голых ступней ритуального круга, торжественно и пугающе возвышался резной столб. Снизу доверху он был исписан мелкими письменами и внушал ужас и благоговение всем присутствующим. Вокруг поляны, на самой границе чётко отчерченного круга, пылали четыре костра. Чёрный густой дым, вырываясь из трескучего чрева голодного пламени, устремлялся ввысь, постепенно сближаясь с тремя такими же, образуя над ритуальной поляной ореол клубящегося купола.

У подножия столба стоял небольшой столик, устланный пальмовыми листами. Толстая чёрная свеча, потрескивая, чадила тоненькой струйкой на самой середине причудливого алтаря. Прямо перед свечой на свежей зелени возлежала искусная белая маска. В причудливом танце живого огня она будто светилась, переливаясь перламутровым блеском, впитывая в себя аромат чадящей свечи. Слева от маски стоял глиняный кубок, наполненный ромом с яркими кляксами жгучего перца. Рядом с ним притаилась тонкая белая свечка, теряясь в скоплении зелени листьев. Справа живописными кучками были разбросаны крупные зерна пахучего кофе и гордо сверкали два ритуальных ножа.

Маленькая старушка в белой хламиде густо разбрызгивала вокруг алтаря кровь зарезанного тут же чёрного козла, шепча мантрой заветное заклинание: «Папа Легба, открой врата для меня! Открой врата для меня, Папа, чтобы я могла пройти! Когда я вернусь, я отблагодарю Лоа!»

Снова и снова она повторяла прошение, постепенно повышая голос и убыстряя темп. На третьем витке её слова подхватил один барабан, на четвертом – другой, затем третий. Усеяв поляну рубиновыми каплями, она поставила кувшин на землю у изножья алтаря и склонилась над маской. Сухим трясущимся пальцем мамбо выводила кровавые знаки на глянцевом перламутре, то и дело макая руку в кувшин, и голос её сливался с ритмичными звуками:

«Запад – Мет Агве, повелитель огромного Океана, услышь меня!

Восток – Локо Ати Соу, владыка ветра, услышь меня!

Юг – Огоу, повелитель огня и кузницы, услышь меня!

Север – Дамбалла, владыка земли, услышь меня!»

Старческая рука твердо вцепилась в ножи и звякнула ими друг о друга. Вокруг пронеслось стройное: «АХ!» Тут же стройная чернокожая девушка подала женщине серебряный колокольчик и стеклянную чашу с водой. Жрица медленно омыла в ней руки и сбрызнула водою алтарь. Затем торжественно позвонила в колокольчик перед собой и на все четыре стороны. Затем положила его в опустевшую чашу, туда же отправила горсть кофейных зёрен и плеснула ром с алыми стручками жгучего перца.

Барабаны резко утихли, и старая жрица, подняв ритуальное блюдо на вытянутых перед собой руках, громко произнесла: «Это для будущего!» Затем аккуратно переместила посудину за спину: «Это для прошлого!» Взяла чашу в дрожащую левую руку, едва не выронив. Испуганный вздох пронёсся за освещенным кругом, но мамбо лишь зыркнула в темноту, и ропот умолк.