Ольга Ло - Кира

Было в этой девчонке что-то одновременно величественное и полудикое, и то, что она так мало говорила, будто плохо или совсем не знала языка, и то, как изучающе смотрела, словно видела впервые, словно жила вдали от цивилизации с её правилами и условностями…

– Сколько тебе лет? – неожиданно для себя спросил Виктор.

Девушка подняла на него глаза, щурясь от яркого света, отражающегося от песка. По-детски тщательно облизнула испачканные сахарной арбузной мякотью губы и всучила ему корку, на которой ещё оставалось немало спелой красноты.

– Восемнадцать, – сказала она, и, легко поднявшись, направилась к воде.

Второй раз за сегодня Виктор стоял и смотрел девчонке вслед, пока она лениво и медленно погружалась в море, позволяя ему сперва коснуться бёдер, нежно обхватить её живот, грудь и плечи… будто отдавалась любовнику, и не мог отвести глаз от процесса, словно был случайным свидетелем божественного проявления.

Он не заметил, как подошла Лена и встала рядом.

– Любуешься?

Виктор смутился. Сегодня утром они снова ссорились, и меньше всего на свете он хотел сейчас повторения утренней сцены, но оправдываться и врать тоже не собирался:

– Давно не видел таких красоток, – прямо ответил мужчина и приготовился защищаться от гнева своей жены.

Но она только нервно усмехнулась, каким-то новым, незнакомым ему взглядом впившись в воду, и чуть слышно сказала: – А я – никогда.

Утром, пока он ждал её в машине, Виктор вдруг подумал о том, что совсем не помнит, как Лена выглядит, когда счастлива. Последнее время он откровенно избегал её, и, хотя и тяготился подобным поведением, не мог ничего с собой поделать.

А раньше… раньше ему и в голову не приходило думать о таких вещах.

Жизнь казалась неуправляемой горной рекой, где за каждым опасным, но многообещающим поворотом ожидало лишь новое разочарование. И вот сейчас, словно сама вселенная откликнулась на его попытку переиграть, начать всё заново, обуздать этот бурный поток неправильных выборов…

Он снова мысленно вернулся к началу дня. За шесть лет брака и два года отношений до, Лена ни разу не собралась вовремя. Вчера вечером они договорились с рассветом, пока ещё не сильно печёт, выехать на берег, поплавать, чтобы к обеду вернуться и переждать жару в прохладе и комфорте их нового летнего дома. Часы показывали восемь. Ещё чуть-чуть и ехать куда-то было бы бессмысленно. Виктор потыкал кнопки магнитолы, настраивая сбившееся радио, два раза обошёл машину, попинал колёса, попил воды, протёр лобовое стекло сухой пыльной тряпкой, и, не выдержав, пошёл в дом.

Лена стояла в нижнем белье перед ворохом разноцветного брендового тряпья, раскиданного по кровати, и еле слышно ворчала. Одна за другой тряпки летели на пол.

– Ты действительно думаешь, что здесь это кому-то интересно?

Она обернулась. Смерила его холодным взглядом голубых глаз и показала средний палец.

– Очень умно, дорогая. По-взрослому.

Виктор приблизился к постели, вытянул из кучи короткую бежевую тунику, бросил сверху белый раздельный купальник и выжидающе уставился на жену.

На секунду его вдруг охватил неконтролируемый, налетевший, словно свежий морской бриз, лёгкий трепет от мысли, что сейчас она станет переодеваться прямо здесь, перед ним, не скрываясь, как обычно, в гардеробной или в ванной.

Но вместо стриптиза его ждала очередная истерика.

Елена с ненавистью скомкала выбранные им тряпки и зашвырнула в дальний угол комнаты. Потом кинулась к журнальному столику, щедро плеснула себе белого игристого вина из запотевшей зеленоватой бутылки и сделала несколько внушительных жадных глотков.

Со вздохом неизбежности Виктор прикрыл глаза, морально готовясь лицезреть начинающийся спектакль, но, к его удивлению, продолжения не последовало. Елена, словно осознав, как глупо выглядит со стороны или, быть может, вспомнив, зачем они сюда приехали, зачем вообще купили этот слишком большой для двоих дом, медленно поставила пустой бокал на столик, вернулась к кровати, не глядя на него и взяв лежавшее с краю бледно-голубое платье, закрылась в ванной.

С горем пополам собравшись, и выехав наконец из тихого нового пригорода, они молча покатили в сторону пляжа.

Напряжение звенящей струной резало кондиционированный воздух между ними, старые обиды, невысказанные упрёки укоризненно таращились из каждого угла салона, пока не сменились глухими рыданиями.

Виктор растерялся. Каждый раз в такие моменты он злился на себя за то, что в отличие от многих знакомых мужчин, никак не мог привыкнуть к женским слезам, особенно к слезам конкретной, сидевшей рядом, женщины. Не обращать на них внимания. Принять как данность и игнорировать. И эта растерянность, смешанная с бессилием и усталостью, привела его к грубости. К тому, что он презирал в других и ненавидел в самом себе.