Мария Клевская - Сквозь пальцы [litres самиздат]

«Куда уж нам до вас, писсателей» – она с наслаждением растянула букву «с». – «Выслала». Действительно, тут же пришло уведомление.

Телефон не отвечал. На следующий день снова длинные гудки. Он слушал их, и казалось – это равно отмеренные струйки сухого мелкого песка одна за другой просачиваются сквозь пальцы и исчезают в небытие.

Через неделю, отбросив лицемерную тактичность, Саша просто весь день жал на кнопку с зелёной трубкой снова и снова. В какой-то момент он вдруг услышал интеллигентный баритон: «Алло». И тут же сбросил звонок. Потом, подумав, набрал снова. «Алло, говорите». – «Можно услышать Нину?» – «Нина умерла. А вы кто?»

Саша сидел в единственной комнате своей маленькой тёмной съёмной квартирки. Только теперь он вдруг заметил, до чего его коморка грязная и неприбранная. Стянул с кровати одеяло и отнёс его в стиралку, потом, откинув серую занавеску, увидел прямо под потолком рваную паутину, поблескивающую в сиреневых закатных лучах. Достать её никак не получалось. Саша принёс с кухни веник и что есть силы замахал им в воздухе. Потолок быстро очистился, но ему казалось, что паутины всё ещё полно, и продолжал рассекать пространство, пока совсем не выбился из сил. Отдышавшись, он в изнеможении опустился на кровать, с ненавистью отбросил веник подальше, придвинул ноутбук и сделал то, что не позволял себе никогда, даже в школьном поэтическом кружке – написал самые сентиментальные на свете стихи в стиле впавшего в деменцию Пастернака. Начинались они совсем нелепыми строфами.

Уж лучше вовсе не любить,

Пастись на воле,

Чем слепо радость находить

В жестокой доле.

Уж лучше вовсе не играть,

Торчать в кулисе,

Чем перед свиньями метать

Жемчужный бисер.

Уж лучше вовсе не жалеть

Душой остылых,

Чем, их пытаясь отогреть,

Растратить силы.

И дальше было не лучше.

Разместил их на своей странице с тэгом @Нина Иванова. Пост получил антирекордные 5 лайков, и долго ещё друзья-коллеги крутили пальцем у виска, спрашивая, что это вообще было. А потом жизнь постепенно вошла в свою колею. Одеяло снова со временем почернело от грязи, над окном поселился другой паук, стиль книжек приобрёл прежний постмодернистский лоск. В нём даже появилась какая-то утончённость, уникальный почерк, позволяющий особенно ушлым критикам распознать среди пестрой писательской толпы будущего классика.