Алина Углицкая - Похищенная [СИ]

— Даже не хочу знать, что вы предложили им в обмен на предательство! — бросила она тогда в лицо Лест Маррокку.

Тот воспринял ее слова с удивительным хладнокровием:

— Поверьте, я еще не предлагал им ничего. Но у меня действительно есть, что предложить. Скоро вы в этом сама убедитесь.

И вот сегодня Миам убедилась.

Перед глазами все еще стояла та унизительная сцена в приемном зале, куда канцлер сопроводил их для знакомства с, как он сказал, ливарри.

Может ли быть что-то острее той боли, что испытала она, когда землянка открыла лицо? Может ли чья-то душа болеть сильнее, чем ее, когда она смотрела в глаза той женщины и чувствовала, как вся жизнь рассыпается в прах? Как рушится все, что она с таким тщанием возводила в течение многих лет. Все надежды, мечты — все рухнуло за пару мгновений, стоило лишь на бледных щеках незнакомки со странным именем проявиться тонким линиям амуэ.

Арайя. Единственная. Избранная судьбой. Идеальная пара.

Как только в древности их не называли. Каждый амон искал свою арайю, способную принять его амуэ. А найдя — ценил выше собственной жизни, ведь она и была его жизнь.

В какой-то момент Миам со стыдом поняла, что рада за Алларда. Но тут же это чувство заглушил здравый смысл: если Аллард нашел арайю, значит, Миам ему уже не нужна. Ей оставалось только смириться и отступить. Но она не желала сдаваться.

Инга уже несколько раз приходила сюда, к прозрачной медкапсуле, в котором лежало обожженное и изломанное тело Алларда Сорн Дайлера. Она тихонько входила в стерильную комнату с ослепительно белыми стенами и садилась на единственный стул, оставленный для нее. От медкапсулы в разные стороны тянулись трубки и провода, гудели приборы, мигали световые панели. Инга не знала их назначения, но понимала — от бесперебойной работы этой системы зависит жизнь ее мужчины.

Да, он был ее. Пришлось почти потерять его, чтобы признаться в этом хотя бы самой себе.

Когда в помещении никого не было, она снимала асхан, придвигала стул ближе, облокачивалась на капсулу и упиралась лбом в альбаринтовое окошко, за которым виднелось отрешенное лицо адмирала. Она часами разглядывала его, скользя взглядом по темным линиям, испещрившим его кожу, впитывала в себя его черты: и четко очерченный подбородок, и резкие скулы, и хищный нос. И даже тени вокруг плотно сомкнутых век.

Она разговаривала с ним.

Делилась всем, что происходило, передавая события через призму своих ощущений. Пыталась донести до него тот страх и неуверенность, что испытывала сама. И порой ей казалось, что он ее слышит.

С тех пор, как ее вернули на «Аламаут» прошло уже несколько дней. Каждый раз, приходя сюда, она замечала небольшие изменения к лучшему, которых становилось все больше и больше. Регенерация шла в геометрической прогрессии, и это радовало. Только линии амуэ оставались все такими же темными и безжизненными, словно внутри Алларда погас свет.

Несколько раз Инга сталкивалась на пороге с хмурыми омранами, который при виде нее тут же кланялись чуть ли не в пояс. Теперь, когда она была в золотом схети, говорившем о ее статусе, все омраны Дома Сорн Дайлер должны были приветствовать ее глубоким поклоном. Это была дань уважения матери будущего амона.

Для Инги все они так и остались на одно лицо, но одного она все-таки научилась отличать от других. И даже запомнила его имя: Лертис, бортовой врач. Он не имел права с ней говорить, и она не заговаривала с ним тоже. Слишком свежи были воспоминания о казни, причиной которой стало ее безрассудство.

Оставаясь в одиночестве, Инга часто задавала себе вопрос: а если бы все вернуть, как бы она поступила? Попыталась бы снова бежать, зная, что станет виновницей четырех смертей? Зная, что ее побег все равно не удастся?

Ответ приходил сам собой. Но он Инге не нравился.

— Я должна отпустить прошлое, — убеждала она себя, шепча эти слова, как заклинание. И от ее дыхания на стекле оставались влажные пятнышки. — Ради будущего.

Ради ребенка, которого носит.

Почему-то именно эта мысль была принята ею как данность, без всяких сомнений. Каждый раз, переодеваясь или принимая душ, Инга видела светящиеся узоры на своем животе, и ей казалось, что они постепенно разрастаются, захватывая все новую площадь.

Сейчас они закручивались спиралью, центром которой являлся ее пупок. От каждой ветки этой спирали расходились лучи и волнистые линии, вокруг которых сияли отдельные крапинки. А еще внутри постоянно ощущалось тепло, сконцентрированное в одной точке.