Вместе с женщинами мальчик не поехал. Мы договорились, что я останусь в Туре до вечера и привезу его в замок, когда стемнеет. Дамы не хотели, чтобы его видел кто-либо из господских слуг, и приятное задание наставлять нового пажа княгини было препоручено мне. Сначала мне эта идея не понравилась, однако впоследствии я нашла в этом много удовольствия и неплохо повеселилась.
— У вас есть три недели, Энсон, — сказала княгиня, — а потом за каждую сделанную им ошибку вы будете получать долю его наказания, так что постарайтесь и подготовьте для меня такого пажа, чтобы я не краснела за него по возвращении в Париж.
В тот момент мне показалось, что ни трех месяцев, ни даже трех лет не будет достаточно, чтобы сделать из этого звереныша что-нибудь путное. Но я ошибалась, в чем ты могла бы убедиться, если бы увидела Жана, или — как его величают сейчас — господина Гюстава.
Итак, когда стало смеркаться, я отправилась в лачугу, забрала парня и привела его прямо в гардеробную моей хозяйки, где его желала видеть княгиня. Очевидно, он никогда раньше не бывал в приличном доме, и надо было видеть его широко раскрытые глаза и рот. Войдя в комнату и увидев дам, он издал непонятный вопль и чуть не бросился бежать. Нам пришлось схватить его прямо у дверей.
— Вы посмотрите, он сама невинность, — произнесла моя госпожа с легкой усмешкой. — И с чего же мы начнем?
— Для начала его надо вымыть. Энсон, отведите его в ванную комнату на первом этаже и тщательно вымойте. Я сейчас даже притронуться к нему не могу. Фифина вам поможет.
Фифина передернула плечами от отвращения, но ослушаться приказа не посмела, и мы вместе повели мальчика мыться.
— Возьмите Сандерс в помощь, — крикнула нам вслед моя госпожа, — вдруг он окажется слишком норовистым, и вы не сможете с ним справиться.
Так и оказалось. Что он начал вытворять, как только увидел ванну! Он будто бы от природы ненавидел воду, как кошка. Он принялся вопить и сопротивляться так яростно, что мы втроем с трудом смогли его удержать. Он вопил, что он и так чистый, что не будет раздеваться и что пойдет домой. При этом он хватался за свои несчастные лохмотья, пока они не стали распадаться на клочки. Поскольку его одежда рвалась при каждом толчке, вскоре он оказался полуголым, и можно было легко заметить, что мальчик хорошо сложен. Когда обнажились его плечи, Сандерс провела рукой по его гладкой упругой плоти таким жестом, словно ей это нравилось. Вдруг она с визгом отдернула руку и бросила на пол грязный обрывок одежды, за который схватилась.
— Ах ты, звереныш! — воскликнула она. — Он же весь в них! Гляди, Энсон!
Да, правда, не было местечка ни на его лохмотьях, ни на моей ладони, где бы не кишели насекомые. Что было делать? Нам предстояло его отмыть, хотя даже прикасаться к нему стало противно, и, кроме того, он лягался и сопротивлялся. Наконец мы повалили мальчишку на пол, и Сандерс держала его, пока мы связывали ему руки и ноги. Затем мы сорвали с него одежду и сожгли все до нитки. Это пришлось сделать мне: служанка княгини отказывалась браться за нее даже щипцами. Как только мы его одолели, Сандерс победно на него взглянула. Покончив с одеждой, я принялась расчесывать его, и, должно быть, учинила в его лохматой шевелюре разгром целой армии.
Понемногу я начала замечать, что ему все больше и больше нравилось то, что мы с ним делали, он начал смеяться, словно наши руки одновременно щекотали его и доставляли ему удовольствие. Он почти не смущался, пока его раздевали три женщины, но упорно отказывался залезть в ванну. Сандерс украдкой взяла со стола розгу и, с силой наклонив мальчишку, так прошлась чередой жалящих ударов по голой спине и ягодицам, что он взвыл, прося пощады и обещая выполнить все, чего мы захотим. Думаю, главным чувством, охватившим его тогда, было удивление. Хотя многочисленные синяки на его теле свидетельствовали о применении более грубого орудия, чем розга в дамских руках, очевидно, пороли его впервые. После этого он послушно забрался в ванну, и, кажется, ему понравилось ощущение теплой воды.
Слишком много времени заняло бы описание того, как мы отмывали и отскребали с него грязь, сколько раз мы сливали воду и наливали новую, пока наконец не привели его в порядок. Но все-таки нам это удалось, и наконец мы вытащили его на ковер — чистенького и сладенького. Княгиня была права: это был юный Адонис. Я никогда не видела таких красивых рук и ног и такой свежей здоровой плоти ни у одного ребенка — хотя этого парня сложно было назвать ребенком, ему, кажется, было даже больше четырнадцати. Мы вытерли его мягкими полотенцами и напудрили, чему он чрезвычайно удивился. А затем, поддавшись порыву, Фифина его поцеловала. Лучше бы она этого не делала, потому что этот маленький звереныш тут же обвил руки вокруг ее шеи и впился в ее розовые губки, чуть не задушив ее. Началась настоящая любовная возня, и прекратить это смогла только Сандерс, которая пару раз хлестнула парня по ягодицам розгой, дабы привести нашего протеже к какому-то порядку. Фифина тем временем пришла в себя и разразилась веселым смехом, указывая на парня, который кутался в диванное покрывало.
Читать дальше