Принеся кое-какие игрушки, я увидал его раскрывшиеся от ужаса голубые глаза (да, именно голубые, а не серые), которые мой малыш тут же закрыл.
Да что ж ты такой впечатлительный, малыш. Опять отключился.
Разглядывая лежащего передо мною без сознания мальчика, перед моими глазами встал совсем другой подвал и другой парень.
Стояла осень 1529 года. Деревья нарядились в золото и багрянец, солнце щедро дарило последнее тепло, но нам было не до красоты природы. Имперские войска вторглись на территорию республики и захватили Фиренцуолу, вызвав панику в столице и бегство многих аристократов и крупных торговцев. К 24 октября армия принца Оранского подошла к Флоренции. Против сорокатысячного имперского войска республика могла выставить не более тринадцати тысяч солдат. Моя бедная, несчастная Флоренция.
Мой отец входил в Совет Десяти, который отвечал за военные вопросы. От меня у отца не было секретов, и я прекрасно понимал, что скоро грядут перемены и не в лучшую сторону. На горизонте маячило восстановление дома Медичи и конец республики, и, как следствие, массовые репрессии, казни и изгнание республиканцев. Отец понимал, что ни его, ни меня, как его прямого наследника, не пощадят. Поэтому, после бурного выяснения отношений, я все же согласился уехать из родного дома в сопровождении маленького отряда преданных отцу людей.
Мы уже неделю пробирались окольными тропами на безопасную территорию, но, кажется, заблудились. Всю дорогу меня не покидало ощущение чьего-то присутствия. Я давно испытывал его. Наверное с того памятного приема у нас в доме, когда я устроил скандал, отказавшись перейти в другой Дом, заключив брачный договор с его главой. Такие браки не приветствовались, но ради спасения наследника отец решил это за меня. Я категорически заявил, что останусь верен отцу и бежать, тем более так постыдно, не намерен. Не состоявшийся старший муж на удивление спокойно и молча слушал мои упреки и возмущения, скрестив руки на груди, с какой-то затаенной грустью глядя на меня. Сложись обстоятельства иначе, я, может быть, и смирился бы с решением отца. Ведь мой жених был не только богат и знатен, но и неимоверно хорош собой той уверенной мужской красотой, которая свела с ума не одну красавицу. Я пошел бы на этот политический шаг, хоть и предпочитал исключительно женщин. Но не теперь.
Именно тогда я стал ощущать незримое присутствие рядом с собой. Я решил, что это отец пытается уберечь меня и приставил умелую охрану. Оценив заботу отца, я ничего ему не сказал. Только последние пару месяцев я отделался от этого навязчивого ощущения и вот опять. Но от размышлений меня отвлек треск ломаемых веток справа. И тут же нам на встречу выскочили вооруженные люди в форме, окружая. Это была засада. А тот, кто завел нас в нее, указывал в мою сторону и что-то говорил главарю нападавших.
Я не мог поверить, что среди столь преданных людей оказался предатель. Было очевидно, что нам не выстоять против такого большого отряда нападавших, но сдаваться без боя мы не стали. Один за другим падали верные и преданные. Я был уже ранен в бедро и правая рука не слушалась. Тогда я переложил оружие в левую и продолжал отбиваться. Но исход был предрешен. Пал тот, кто защищал мою спину, а я, поскользнувшись на крови товарищей, рухнул навзничь и приставленный к моему горлу клинок уже не дал подняться. Да и сил совсем не было, сказалась большая потеря крови. Надо мной шелестел кроваво-золотой лес и склонялось лицо убийцы. В глазах темнеет и вместо черноволосого убийцы вдруг привиделся смутно знакомый белокурый красавец.
Сталь на шее…
Резкая боль…
Темнота.
Я умер. Мне было 22.
* * *
Больно…
Как же больно…
Больно?.. но как… я же…
В изумлении распахиваю глаза. Как… Как это возможно? Я ведь умер там, в лесу, рядом со своими товарищами. Голова, кажется, сейчас разорвется на части от лихорадочно мечущихся мыслей и тягучей, бьющей в виски боли. Но где же я тогда? Взгляд пробегает по маленькой пустой комнате без окон и натыкается на запертую железную дверь. В дальнем левом углу стоит стул, а на нем — масляная лампа, которая хоть как-то разгоняет тьму. Холодно. Я лежу на вполне мягком матраце, укутанный в дорогой плед. Я что, в подвале? Или так выглядят персональные апартаменты в аду?
Пересиливая боль во всем теле, заставляю себя сесть. Молоты в голове усилились, подкатила дурнота, и я почти провалился в беспамятство, привалившись спиной к ледяной стене. Но именно этот холод и чувство опасности не дало мне полностью потерять сознание. Отдышавшись и переборов слабость, я попытался взять себя в руки и восстановить картину последних событий. Помню, на нас напали, точнее завели в ловушку. Весь отряд пал… и я? Клинок у горла… Оскал склонившегося убийцы… боль… Было что-то еще, но что — никак не могу вспомнить. Размышляя, я непроизвольно потер шею, где и было сосредоточие боли. Следа от клинка не было, но пальцы нащупали небольшие ранки. Что за… Но додумать я не успел.
Читать дальше