Алексей Плуцер-Сарно - Русский мат. Оды XVIII-XXI вв

Уже гортани заревели,
И слышен стал бубенцев звук,
Уже стаканы загремели
И ходят сплошь из рук вокруг.
Считают все свои трофеи,
Который что в бою смахал,
Уже пошли врасплох затеи,
Иной плясать себя ломал,
Как вдруг всё зданье потряслося,
Вино и пиво разлилося.

Не грозна туча, вред носивши,
В эфир внезапно прорвалась,
Не жирна влажность, огнь родивша,
На землю вдруг с небес снеслась:
Солдат то куча разяренных,
Сбежав с верхов кабацких вмах,
Мечей взяв острых, обнаженных,
Неся эфес в своих руках,
Кричат, как тигры устремившись:
«Руби, коли!» — в кабак вломившись.

Тревога грозна, ум мятуща,
Взмутила всем боязнь в сердцах,
Бород толпа, сего не ждуща,
Уже взнесла трусливо шаг,
Как вдруг бузник, взывая смело,
Кричит: «Постой, запоры дай!»
Взгорелась брань, настало дело,
«Смотри, — кричит, — не поддавай!»
Засох мой рот, прошла отважность,
В штанах я с страху слышу влажность.

Уже зари багряной путь
Открылся дремлющим зенницам,
Зефир прохладный начал дуть
Под юбки бабам и девицам.
Раскинувшись пизды лежат,
От похоти во сне дрожат.
Иная страшным зевом дышет,
Иная нежны губки жмёт,
Нетерпеливо хуя ждёт;
Во всех ебливый пламень пышет.

О, утро, преблаженный час,
Дражайше нам златого века,
В тебе натуры сладкой глас
Зовет к работе человека.
Приход твой всяку тварь живит,
В тебе бодрее хуй стоит,
Ты нежну похоть всем вливаешь,
В ебливы жилы кровь течет
И к ебле всех умы влечет,
Ты нову силу всем влагаешь.

Корабль в угрюмых как волнах
Кипящи их верхи срывает,
Сквозь бурю, тьму и смертный страх
Летит и бездну презирает,
Подобно так в пиздах хуи,
Напрягши жилы все свои,
Во влажну хлябь вступать дерзают,
Шурмуют, мечутся везде
И в самой узенькой пизде
Пути пространны отверзают.

Везде струи млечны текут,
С стремленьем в бездну изливаясь,
Во все составы сладость льют,
По чувствам быстро разделяясь.
Восторгом тихим всяк обят,
На побежденных томный взгляд,
Еще собранье звать дерзает,
Опять вступают в ярый бой,
И паки сладкий ток млечной
Во всех жар брани прохлаждает.

Что бьет за страшный шум в мой слух?
Чердак, подклеть и спальня стонет,
Боязнь во всех стеснила дух,
Хуи слабеют, сердце ноет.
Внезапно отворилась дверь,
Старик, как разяренный зверь,
С толпой народа в дом приходит.
«Лови, — кричит, — всех, режь и бей,
Жену, служанок, дочерей!»
Сей вопль всем смертным страх наводит.

Но что, старик, твой дух мятет,
Какая злость тебя снедает?
Не то ль, что старость хуй твой гнет,
Не то ль тебя так разяряет,
Что еть жена дает другим?
Но вялым хуем ты своим
Какую ей подашь отраду?
Осьмнадцать лет и шестьдесят—
Вовеки вас не согласят,
Твой взор теперь ей злее аду.

Пусть всяк, кто может, хуй трясет,
Пускай кровати, лавки стонут,
Восторг от глаз пусть скроет свет,
Хуи в реках заёбин тонут.
Закрой от них свой мрачный взор,
Младых хуев и пизд собор,
Оставь их роскошам на жертву,
Иль вынув свой завялый хуй,
Беги, мечись, рвись, плачь, тоскуй,
Зря плоть свою уже полмертву.

Отец Галактион
Пред утренней зарею
Престрашною биткою
Заводит сильный звон.
Над жопою соседки,
Наевшися он редки,
Елдою так трезвонит,
Что бедна баба стонет.

Келейников собор,
Монаху подражая
И благочинно зная
Монашески задор,
С дрочеными елдами
И с поcными мудами
По кельям всякий пляшет,
Шматиной своей машет.

Отец Галактион,
Как человек ученый,
Имея хуй дроченый,
Им предписал закон:
Так борзо не скачите,
В смиреньи хуй дрочите,
Еть не мешайте нам,
То есть честным отцам.

Владычица богов и смертных,
Мать всех живущих на земли,
Источник дружб и ссор несчетных,
Пизда, мою мольбу внемли!
Из мрачного ко мне жилища
На вопль как сирого вдовища
Сквозь лес, сквозь блато взор простри,
Склонись, склонись моей мольбою,
Смяхчись, зря страждуща тобою,
И с хуя плеснеть оботри.