Лариса Логинова - Записки на оконном стекле. рассказы

– Кем, поясните, обвиняемый.

– Шлюхой. Как только перестанет быть ребенком, – понизив голос, отвечал он. – Вы знаете, как это бывает! Все знают, но никто ничего не делает, чтобы их спасти.

– И потому вы решили этим заняться?

– Меня послали, это моя миссия.

– Кто послал? – последовал закономерный вопрос.

– Как это кто? Господь, сотворивший небо и землю!

– Где вы знакомились с девочками?

– В сети, – усмехнулся он, – это же так просто!

– Что было потом?

– Я общался с ней, пока не понимал: есть ли смысл ее спасать. Если было уже поздно, я разрывал контакт. Если нет…

– Продолжайте.

– Я назначал встречу. Проверял, действительно ли она еще неиспорченна, и спасал. Это все, что я мог для них сделать, – сокрушенно вздыхал маньяк.

– Вы не боялись, что девочки расскажут о вашем романе?

– Нет. Я убеждал их в необходимости хранить наши отношения в тайне…

– Чего вы хотели добиться, подсудимый. Ваша основная цель?

– Очистить мир от скверны, которую несут в себе женщины, – совершенно серьезно изрек Малахов.

– Что символизировала роза?

– Чистоту, которой больше не было. И, согласитесь, это еще и красиво – алое на белом, – мечтательно протянул подсудимый.

– Если вы когда-либо выйдете на свободу, продолжите то, что начали? – прямо спросил прокурор.

– А как же! В мире еще тысячи девушек, нуждающихся в Мессии! А твоя Кристина, – тут он уставился на меня, – была самой чистой из всех.

От неожиданности я невольно вздрогнул. «Откуда он мог меня знать?» – пронесся в голове вопрос, и тут же я ответил сам себе. Конечно же, Мессия видел меня на фотографиях, которых на странице Кристи в соцсети было много.

– Прекратите, подсудимый! – одернул его прокурор.

– Нет-нет, это же самое важное для него, – Малахов ткнул в мою сторону пальцем. – Он же хочет знать, какими были ее последние слова, да? Она звала тебя, папочка, слышишь? А у тебя случайно нет еще одной дочери? – спросил Мессия, когда его уводили конвоиры.

***

Когда я вышел из зала суда после оглашения приговора, меня тут же окружили плотным кольцом стервятники с микрофонами. Они хотели знать, доволен ли я тем, что Малахов осужден на пожизненное заключение в одиночной камере.

– Без комментариев, – бросил я, прорывая круговую репортерскую оборону и направляясь к машине.

Тогда я еще надеялся, что сумею добиться смертной казни для Малахова. Но они мне отказали. Все. Верховный Суд, Президент, Евросоюз. Не казнили тех, на чьей совести было куда больше жертв, а Мессия успел убить всего-то пятерых. Какие могут быть исключения?

Тогда я попросил Потапова дать мне свидание с Малаховым. Всего лишь десять минут наедине. Но услышал в ответ:

– Нет. Извини, Сергей. Я знаю, что ты собираешься сделать. Это не вернет тебе дочь, но будет стоить мне погон, в лучшем случае. Я не собираюсь рисковать всем, чего добился. Даже ради тебя.

После этого разговора я с генералом Потаповым не общался и не отвечал на его звонки. Есть вещи, которые прощать нельзя. Одна из них – предательство. Вторая – белая роза с залитыми кровью лепестками.

***

Спустя год отсидки, Мессия вдруг захворал. На несчастного, запертого в одиночке маньяка, свалилось тяжелое нервное расстройство, и его временно перевели в охраняемую палату той же психиатрической клиники, где лежала Марина.

Это был тот самый шанс, которого я так ждал. Главврач прекрасно знал, по какой причине Марина стала его пациенткой, а еще он очень сильно хотел иметь «Мерс» последней модели и квартиру для собравшегося жениться сына.

И я обменял все это на белый халат, маску, перчатки, шприц и десять минут наедине с Мессией. В этом маскарадном костюме я не вызвал подозрения у охранников, тем более я пришел в то время, когда пациенту обычно делали уколы.

Я вошел в его палату со шприцем, наполненным каким-то лекарством. Увидев «врача», привязанный к кровати Малахов скривился:

– Опять ширка! Слушай, да сколько можно?! Ты бы лучше мне массаж сделал, что ли? У меня кое-что капитально затвердело, может, проявишь милосердие к ближнему? Ты же клятву Гиппократа давал! Ну, чего молчишь?

И в этот момент я, точно так же не говоря ни слова, стащил с лица маску. Он узнал меня мгновенно и затараторил:

– Ты?! Какого хрена?

Я продолжал хранить молчание, закатывая ему рукав, перетягивая руку жгутом и нащупывая вену.