Валентина Шопорова - Блейд (СИ)

А так... А что так? Провести ещё сорок два года в ожидании того, когда он сможет выйти на свободу и накинуть себе петлю на горло или пустить пулю в висок? Продолжать существовать, всё больше истлевая, старея и угасая?

Блейду всего двадцать семь. Но внутри он уже умер. Умер вместе с Майклом. Лёжа там, в лазарете, привязанный к кровати по ногам и рукам, блондин не мог перестать кричать - кричать от того, как медленно, крупица за крупицей, в нём умирала душа. В тот момент у него внутри умирал человек.

Потом крик стих. Он умер. Умер, но продолжил дышать, хотя с удовольствием перестал это делать, если бы не чёртовы инстинкты, что не позволяли ему задохнуться и заставляли вновь и вновь насыщать лёгкие кислородом.

Скрипнула маленькая дверца на слишком толстой и такой же унылой, как и всё в этом месте, двери, на пол опустился поднос с обедом. Охранники продолжали исполнять свою работу и приносить Блейду пищу в установленное время, игнорируя то, что ни к одному обеду он не притронулся. Иллюзия заботы...

Блейд поморщился и отвернул голову, продолжая смотреть в стену, только уже другую, но она ничем не отличалась от предыдущей - такая же серая, такая же убогая, такая же толстая, такая же...

Это место наводило ужас и могло сломить любого, даже самого злостного преступника, но на Блейда оно теперь никак не действовало, не производило никакого впечатления. Он должен провести в этих стенах ещё три недели в наказание за попытку побега. Месяц в унылых стенах в полной тишине и одиночестве... Плевать.

Блейду теперь было на всё плевать. Он не испытывал ни голода, ни жажды, ни, тем более, желания жить и за что-то бороться в этой жизни. Организм пытался предпринимать слабые попытки к тому, чтобы донести до парня сигналы о том, что, если он будет продолжать в том же духе, его конец будет скорым и безрадостным. Плевать.

Но смерть от голода и жажды к Блейду не пришла. Через неделю полного воздержания от всего парень начал пить, через девять дней есть. Он не понимал, зачем это делает, но организм настойчиво пытался выжить, а, значит, в этом был смысл. Он решил больше не отказывать телу в его упорном стремлении к жизни. Должно же что-то в нём пытаться продолжать бороться. Бороться...

Когда он вышел из изолятора, был уже декабрь, двадцать пятое число, рождество. Особенный день, когда в тюрьме устраивался праздничный ужин, культурные мероприятия и прочее, что могло подарить заключенным ощущение праздника. В этот день позволялось больше свиданий, некоторых даже отпускали домой, конечно, если они могли убедить начальство тюрьмы в том, что им действительно важно быть в этот день с семьёй.

Блейду же было некуда идти. После нормального мытья, от которого он успел отвыкнуть за месяц, проведенный в изоляторе, блондин просто встал посреди территории для прогулок. В этот день не было работы, не было строгих временных рамок, заключенные могли чувствовать себя почти, как дома, разве что напиться за праздничным ужином не могли.

Блондин равнодушно следил взглядом за другими заключенными, которые оживлённо что-то обсуждали. Большинство из них уже встретились со своими родными и любимыми или должны были сделать это в скором времени - сегодня двери тюрьмы были открыты для всех, кто желал навестить своих преступивших закон близких.

Мимо Блейда прошёл громила, участвовавший в избиении блондина в начале его заключения. Мужчина улыбался, весело обсуждал что-то с товарищем...

Блейд равнодушно перевёл взгляд, переключаясь на другого мужчину, который крутил в руках белоснежный конверт, а потом трепетно прижал его к груди, направляясь в сторону почтового отделения. Он улыбался и выглядел таким счастливым, так лучился светом...

Блейд же был хмур, как тяжёлая туча, что вот-вот обрушит на землю кислотный дождь и принесёт за собой мор и чуму. Все эти люди были счастливыми. Все они спешили связаться с близкими, оставшимися на свободе, в этот светлый праздник и, казалось, только блондину некому позвонить в этот день, некому написать несколько тёплых слов. Он был один. Один во всём этом мире.

Сунув руку в карман, ища там сигареты, блондин вновь перевёл взгляд, цепляясь им за спину мужчины, который шёл в сторону церкви, что тоже располагалась на территории тюрьмы. Он хотел помолиться за ближних. Блейд бы тоже помолился, верь он в бога. И, если бы ему было за кого молиться...

Но тех, за кого молиться, у него не осталось. А молиться за себя было делом пустым. Трудно молиться за упокой своей души, когда душа уже умерла. Трудно молиться за светлое будущее, когда ты не видишь в нём смысла. Трудно молиться, когда ты не веришь больше ни во что...