Жорж Павлов - Пучай-река да Калинов мост. Вторая книга цикла «Старая сказка на новый лад»

Пантера, который, казалось, ходить медленно и неспешно просто не мог, стремительно уходил вперёд, а потом садился и ждал их, покусывая травку.

Когда солнце опустилось за горизонт и тени размыло сумраком, остановились ещё раз.

Иосиф освободил осла от упряжи, чтобы он отдохнул и пожевал травки, и сам присел отдохнуть.

Брут и Фамарь чесали языки.

Мариам захотела писать и, стесняясь сказать об этом, просто пошла к густо разросшемуся кустарнику из полыни, крапивы, терна и рута.

Фамарь, заметив уходящую Мариам и, не прерывая очередной смешной истории, взглянула на Пантеру, стоявшего в нескольких шагах.

Пантера усмехнулся и отошёл к кустарнику, за которым скрылась Мариам.

Осмотревшись, Мариам присела и слегка подтянула подол хабары. Зашипела моча и девушка с облегчением вздохнула.

– Что ты тянешь?

Мариам вздрогнула от произнесённого и испуганно оглянулась.

Пантера тоже услышал, но слов не разобрал.

– Начинай – всё тот же приглушённый голос

Напуганная Мариам, задержав излияние, хотела встать, но чья-то рука, обхватив её сзади, зажала рот, другая рука задирала подол рубашки. Мариам дёрнулась, но рука, зажимавшая рот, стиснула её до хруста. Она задыхалась, но вырваться из объятий не могла. Кто-то, задрав подол хабары, раздвигал её ноги, одновременно подталкивая вперёд и Мариам опустилась на колени.

– Сейчас мы проверим эту девственницу

Она почувствовала, как в анус упёрлось тупое и твёрдое и проникло в неё, причинив резкую боль. Она задыхалась и перед глазами жёлтыми всполохами плавали круги, а его рука щупала лобок и раздвигала губы – Целка? – и твёрдое и тупое протаранило гимену, погружаясь во влагалище и раздвигая слипшиеся стенки – Разверзающий ложе сна! – и когда запульсировала сперма, вспыхнули и погасли жёлтые круги и Мариам лишилась чувств.

Пантера перевернул девушку на спину – она была без сознания. Он подхватил её на руки и пошёл к повозке.

Фамарь, увидев его, всплеснула руками и запричитала. Пантера осторожно опустил Мариам в повозку и отошёл. Брут, с кинжалом и мечом в руках, осматривался вокруг, а Иосиф, трясущимися руками запрягал осла.

Фамарь коснулась рукой лица Мариам – Жара нет – пробормотала она

Оправляя подол хабары, она ощутила влажные пятна под рукой и, слегка наклонившись, потянула носом. Уловив характерный железистый запах, она успокоилась и улыбнулась – Обычное женское – и, подойдя к Иосифу, что-то сказала ему вполголоса.

…

Повозка, рядом с которой шли четверо, а пятая лежала в ней, скрылась за холмом.

На дороге остались двое.

– Что теперь и куда нам идти? – спросил я.

– Не знаю – пожала плечами Наташка.

Там, где Пантера вынес из кустарника Мариам, засветился экран, но, когда мы подошли ближе, их оказалось два. В одном был мой огород и я, собирающий картошку, в другом виднелись башенки и трубы Наташкиного дворца.

Я сжал Наташкину ладонь – Мы справились, всё кончено, туда! – и потянул к огороду.

– Нет! – она притянула меня и впилась в губы. Отстранила и заглянула в глаза – Они ждут меня, я не могу – и шагнула в сказку.

Сделав несколько шагов, обернулась: её губы кривились. По растерянному взгляду, я понял: Наташка не видит меня.

Я не колебался. Просто всматривался в её лицо и когда экран исчез – шагнул в огород.

Я огляделся: всё тоже небо, затянутое тучами и низко нависшее, всё тот же мир, ни в чём, ни на йоту не изменившийся. В очередной раз вселенский обман и ложь одержали победу над рассудком, над знанием, над здравым смыслом.

Я воткнул вилы в землю и присев, стал выбирать из кустов картошку.

…

В тот день, сынишка, набегавшись и наигравшись, уснул, едва я начал рассказывать ему сказку. Поправив одеялко в кроватке и прикрыв дверь детской, я ушёл в спальню.

Жена спала, разбросавшись на кровати и я осторожно прилёг в ногах, положив руки под голову.

Спать не хотелось и, уставившись в потолок, стал вспоминать Тридевятое.

Вдруг потолок поплыл по кругу и исчез. Вместо потолка возникла вращающаяся чёрная воронка, в которую меня стало засасывать. Я погружался в воронку и погружение сопровождалось гулом низкой частоты, нараставшим по мощности.

Запоздало шевельнулся страх…

Шум стих. Воронка исчезла.

Я стоял на крыше Наташкиного дворца. Сияло солнце, день был в разгаре.

Черепичная крыша нагрелась, и я переступил, сообразив, что босиком и одет в шорты и тельняшку.