Михаил Окунь - Отсрочка ада

Полчища тараканов обеих мастей — рыжей и черной — занимались своей внутренней жизнью и в дела хозяев не совались. Последние, как я заметил, платили им тем же. В этой части быта квартиры все было гармонично.

По полу ползала маленькая девочка с черными руками и ногами — как мне пояснили, сводная сестра по матери моих новых знакомцев. А вот и явление самой матери.

Жидковолосая желтозубая женщина лет тридцати пяти пытается состроить для гостя приветливую улыбочку. Не получается. Давят семь-восемь дней тяжелого запоя. Выходит гримаса страдания.

Но столь внезапно появившийся гость понятлив. Поманив с собой Гену, он разворачивается и отправляется за бутылкой водки.

— Мамка чего-то совсем сегодня… — мямлит Гена, когда мы выходим на улицу. В отличие от постоянно загадочно молчащей сестры, он изредка что-нибудь произносит. Впрочем, чем дальше, тем говорить он будет больше.

Я украдкой смотрю на него. Да, на помойках иногда произрастают весьма неожиданные цветочки. Меня удивляет его чистая матовая кожа — при такой-то дикой грязище в доме! И хотя на данный момент это так, не пройдет и двух-трех месяцев, как я увижу, что тело его обсыпано гроздьями чесоточных прыщей. Что, впрочем, не произведет на меня никакого впечатления — чтобы облегчить его зуд, я даже буду почесывать эту узкую крепкую спинку. А пока мы направляемся в магазин.

Я проснулся на продавленном диване — гостю место! Небо черно. Из разбитого окна дует сентябрьским холодом. Помидорные плети успешно играют роль ночного кошмара.

Рядом со мной хрипит и булькает женщина. Было ли у нас что-нибудь? Да, было, — в памяти всплывают, как два поплавка, ее округлые упругие ягодицы. Позже я убедился, что такие вот ягодицы — их фамильное достояние. Всех Господь наградил.

Еще одно подтверждение, что любовь в ту ночь состоялась, я получил через пару недель. Жестокий зуд заставил меня обратить пристальное внимание на лобок. А там…

Вот эти серные студенистые капельки на волосах — не что иное, как гниды. Те самые, знаменитые, ставшие в русском языке нарицательными. В сумки волосков уже вцепились существа, похожие на микроскопических крабиков — хоть и совсем юные, но уже вполне самостоятельные вылупившиеся воши лобковые (или, по-народному, мандавошки). А среди своего богатого хозяйства, деловитая, как мамаша в борделе, шустро снует взрослая особь. С великими трудами уловленная и с мерзким лопающимся звуком казненная.

Так состоялось мое знакомство с этим семейством. Я покинул квартиру с первым светом и уже через десять минут содрогнулся от воспоминаний о ней сильнее, чем от похмелья. На ночлег, не говоря уже о повторных сеансах с главой семьи, Наташей, больше никогда не решался. Да и закрутило другое…

Словно злой гном обратил меня, сорокалетнего, в четырнадцатилетнего мальчишку. Или я всегда им оставался?

Шла первая половина девяностых годов. Издательство, где я работал, благополучно развалилось. Инфляция галопировала.

Я перестал быть нужным хоть кому-либо. Мне никто не звонил неделями. Я выходил на улицу лишь для того, чтобы почувствовать — я тоже существую, аз есмь сущий. Всем было на меня наплевать. Всем, кроме их двоих. Хотя с последней безыллюзорностью я понимал, что это — весьма необычная дружба: между человеком, впавшим в детство (временно? или из него не вылуплявшимся?) и двумя практически беспризорными подростками, детьми алкоголиков.

Мы шатались по окраинным пустырям и паркам. Собирали пустые бутылки. Мне трудно воспроизвести наши разговоры. Что-то на уровне тинэйджеров, в одного из которых я превратился. А в поведении — те же штучки. Единственное, на что у меня достало ума не пойти — это предложение Гены «раздевать» ночью машины, стоящие у домов. «Это же как два пальца обоссать! — убеждал он. — Пока хозяин выскочит на сигнализацию…» Новый год мы с ним встретили у ночного ларька, распивая бутылку дешевого портвейна.

Время от времени, когда мне выпадали случайные гонорарные деньги, я таскал Гену с собой по шалманам так называемых домов творческой интеллигенции (Надя оставалась дома — все-таки она была еще слишком мала). Иногда в этих вертепах происходили примечательные случаи.

Однажды женщина типа «вамп», лет сорока, сидевшая за соседним столиком, начала заметно нервничать, глядя на нас. Двое ее спутников, мужчина и женщина, заметили это и окинули нас оценивающим взглядом.

Наконец женщина не выдержала и, процедив «Разрешите?…», села за наш столик. Алкоголь в ее крови уже сделал свое дело, подавив всевозможные сдерживающие центры.