Матильда Старр - Жрица [СИ]

Теперь у нее есть то, что поможет получить любовь Зверя.

Она сходит с возвышения и окунается в купель. Вода обнимает, ласкает ее жаркое тело, окутывает запахами благовоний. Теперь уже совсем скоро!

Девушка нетерпеливо выходит из воды. Чьи-то руки набрасывают ей на плечи мягкую ткань… Зачем? Кара вся горит, кажется, капли с шипением должны испаряться с ее кожи… Но она все-таки промокает волосы тканью и сбрасывает ее на каменный пол.

Пора!

Служительница подносит чашу — в ней тот же горьковатый настой, что давали до церемонии. Опять? Кара и без того пылает от жажды, которую, наверное, ничто не может утолить. Ей нужны ласки, она задыхается от возбуждения. Что же с ней станет, если она выпьет еще глоток?

Только делать нечего — она послушно пьет, и тут же прерывисто вздыхает — одурманенная, возбужденная, голодная… Кем бы ни оказался Зверь, она теперь готова его принять…

Отворилась тяжелая каменная дверь. Кара сделала шаг в неизвестность и стала спускаться по крутой лестнице — прямо в объятия темноты. С грохотом закрылась дверь, отрезав весь мир и оставив впереди лишь чудовище.

Ступени — одна за другой. Каждая из них приближает ее к тому, чего она жаждет и боится.

Лестница закончилась — и Кара ступила на холодный каменный пол. Она дрожала — не столько от страха, сколько от возбуждения. Низ живота скручивало от желания… Где же это чудовище? Только кромешная тьма…

А может, старинные книги, а вслед за ними и жрицы врут — и никакого Зверя тут нет? А девушки просто умирают от холода, одиночества и страха?

Она нетерпеливо застонала.

Что — то коснулось тела Кары… Теплое, мягкое. Сначала осторожно, а потом обхватило — крепко и жарко. Она всматривалась в темноту, пытаясь угадать, как выглядит чудовище. И кажется, ей удалось что — то рассмотреть. Не зверь, не человек, не какое-нибудь мифическое существо — туман, плотный и приятный на ощупь.

Он подхватил ее, оторвал от пола, окутал собой, заставив застонать от предвкушения. Тело не просило — требовало ласки, и неведомый зверь откликался на его порывы. Он мягко и влажно — куда нежнее, чем смог бы это сделать любой мужчина, обволакивал и сжимал ее грудь, ласкал живот и спину — сразу, и она не могла разобрать, какое из этих прикосновений заставляет ее тело вибрировать от наслаждения.

Волна жаркого прикосновения медленно прошла снизу вверх — от изящных ступней до бедер, вырывая из горла Кары сдавленные стоны удовольствия. Больше всего на свете теперь она хотела его — почувствовать всю эту негу и страсть внутри себя.

Он, словно угадав ее желание, резким движением развел ее ноги в стороны — и горячо ворвался в нее. Он обнимал ее, ласкал ее тело, проникал в нее сильными и резкими толчками, наполняя собой и срывая с губ стоны и крики.

Она чувствовала его в себе и вокруг себя… Он наполнял ее удовольствием, которое с каждым движением будто накапливалось внизу живота и грозило вот-вот разлиться по телу небывалым прежде наслаждением.

Пора. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не упасть в это блаженство, не забыть — зачем она здесь. Она потянулась, как будто чтобы поправить волосы, — и резким движением сломала сначала одну серьгу, а потом и вторую.

Травы… Полынь, чабрец, душица, любисток, мята, розмарин… Что-то ещё — горькое, ароматное. Она вдохнула зелье — и на мгновение даже сладострастный дурман отступил. Пришло понимание. Колдунья, забери ее Рогатый, все-таки обманула. Или Кара обманула себя сама… Разве может приворотное зелье подействовать на то, чем оказалось чудовище, — сгусток тумана, ничто, принимающее любую форму — и тут же теряющее ее? Вряд ли…

Единственный здесь, на кого могло подействовать колдовское питье, — это она сама, Кара.

Все произошло быстро. Через секунду она уже содрогалась в конвульсиях оргазма, с ужасом понимая, что это невероятное, непостижимое существо, обнимающее ее сильно и страстно, теперь стало смыслом ее жизни.

Он не отпускал, продолжал ласкать ее — тепло, нежно, успокаивающе. Прекрасен. Совершенен настолько, что каждое его прикосновение вызывает слезы восторга. Все в нем сводит с ума, лишает воли… Она уже и не помнит, зачем пришла, чего хотела…

Она не помнит, но ее тело помнит отлично — оно изгибается, до неприличия сладострастно, жаждет отдаваться, требует проникновения, тех сильных и резких толчков, страсти и наслаждения… И тут же получает — словно чудовище откликается на каждое ее желание, на каждую прихоть.