Виталий Протов - Грехопадение

Ах, эти ее вечные поиски наслаждений, неумирающая потребность заставить вибрировать в себе еще одну новую струну, которая прежде молчала где-то в потаенных глубинах ее неуемного женского естества.

Но по большому счету, если забыть о мелочах, мы были вполне довольны друг другом и в ближайшем будущем менять в своей жизни ничего не собирались.

В тот день я вернулся с дежурства уставший как собака – работа в реанимационной скорой помощи не для хлюпиков и не для слабонервных. Я себя не числю ни среди тех, ни среди других, но иногда, приходя домой после дежурства, не чувствую под собой ног.

Завтра выходной – не только у меня, но и у всех: суббота, и мы со Светкой (так ее зовут) с утра договорились ехать за город к каким-то ее знакомым на шашлыки. Утро у меня и у нее начинается не рано – часов в одиннадцать, чтобы выспаться и не зевать во весь рот днем. Предполагалось, что я заеду за ними (она была намерена взять с собой и дочку) около двенадцати, а в час – в половине второго мы будем уже на месте, на даче ее друзей под Зеленогорском.

Я лег на свой бескрайний диван и взял книгу, но не для того, чтобы читать, а чтобы поскорее уснуть. Но я читал страницу за страницей, а сон не шел. Голова была тяжелая, чугунная, прочитанное оседало в ней какими-то неупорядоченными комками. Стрелка часов переползла за полночь и медленно, но неуклонно приближалась к часу. Если и дальше так пойдет, подумал я, то завтра я буду никакой. Я встал, открыл свой докторский саквояж и достал оттуда надежное средство. Оно растворилось в стакане чуть теплой воды, шипя, как кусок карбида. Я выпил это снадобье, снова лег, взял книгу, но сразу же почувствовал, что долго мне ее в руках не удержать. И все же я попытался читать. Сколько мне удастся продержаться против моего испытанного средства – три минуты? Две? Одну?

И вот я погружаюсь в тягучее бытие сновидений. Мне снятся какие-то сны, содержания которых я так и не смогу вспомнить утром. Я ворочаюсь с боку на бок, прогоняю бесов и монстров, которые посещают меня в ту ночь, спасаюсь бегством от каких-то невиданных опасностей, грозящих мне неминуемой смертью, отбиваюсь от них то ли мечом-кладенцом, то ли отстреливаюсь из лазерной пушки, но они наседают, и я уже чувствую, что на сей раз мне не отбиться, на сей раз мне точно конец, потому что вот уже и похоронный звон я слышу – он отдается у меня в ушах, сообщая о том, что мое время истекло. Настойчивый, неумолимый, громкий звон. Такой громкий, что разбудит и мертвеца. И я просыпаюсь. Звонит телефон.

Мне не сразу удается понять, где реальность, где сон. Наконец я с трудом размыкаю веки и смотрю на часы. Половина десятого. Утра – судя по свету, который просачивается с улицы сквозь штору.

Я снимаю трубку и слышу ее голос:

– Кот, – говорит она (так она меня называет, хотя зовут меня на самом деле Константин), – Кот, наши с тобой планы на выходные самым подлым образом разрушены. Звоню тебе с дороги. Меня шеф отправил в командировку в Волхов до понедельника. Вчера вечером сообщил мне сию приятную новость – даже предупредить тебя не успела. Но мало того. У меня Танька заболела. Кот, умоляю тебя, забеги, посмотри, что там с ней. Ничего серьезного, просто у нее вчера была температура. Думала вызвать врача, но тут эта командировка…

Она выпаливает все это как из пулемета, огорошивая меня неприятными известиями. Я уже настроился на поездку, хотя поначалу вовсе не стремился ехать ни в какой Зеленогорск, а теперь она, видите ли, уезжает (Светка работает корреспондентом в одной газетенке, и такие командировки у нее время от времени случаются), оставляя на меня свои проблемы, чтобы не скучал.

Я ворчу потихоньку, но потом отхожу. Что ж, бывает. Начальство не считается с нуждами подчиненных. Она не виновата. Придется отложить развлечения. Я поднимаюсь с постели, готовлю себе холостяцкий завтрак, выкуриваю утреннюю сигарету за чашечкой кофе и постепенно прихожу в свою обычную форму. К половине одиннадцатого я уже, как новенький, собираю свою врачебную сумку – фонендоскоп, тонометр, сую туда пару пачек аспирина и отправляюсь лечить Таньку.

Они открывает мне дверь – растрепанная, в байковом халате поверх ночной рубашки, и стремглав несется назад в постель. Когда я вхожу в комнату, она уже лежит под одеялом. Вид у нее и правда нездоровый – лицо разрумянившееся, горячечное, глаза словно подернулись поволокой.

– Ну, что с тобой, детка? – говорю я.

– Не называй меня деткой, – угрюмо отвечает она (мы на «ты» с первого дня знакомства).