Кристин Орбан - Молчание мужчин. Последнее танго в Париже четверть века спустя

Его тело внушало мне уверенность. Он поцеловал меня.

Тело не способно лгать.

— Истинная страсть — в поцелуях, — прошептала я ему.

Он ответил:

— Ты права.

Его действия служили тому убедительным доказательством. Разговоры были излишни. Я слишком много говорила.

Он снова поцеловал меня — без сомнения, чтобы заставить замолчать.

Наши губы долго не размыкались, потом он целовал мои закрытые глаза, и эти поцелуи вводили меня в гипнотическое состояние. Он напоминал мне ребенка — не из-за того, что сосал мою грудь, но из-за этой настойчивой потребности целоваться, словно совершая жизненно важное действие. Время, казалось, замерло на наших сплетающихся языках, в нашей смешавшейся слюне.

Нет ничего более интимного, чем поцелуй.

Все мои ощущения сосредоточены на движениях его языка, который проникает мне в рот и снова выходит, скользит по моим зубам, деснам, нёбу. Его язык — настоящий виртуоз, он достигает глубины моей гортани, на мгновение замирает неподвижно, чтобы отдохнуть, а потом совершает еще более захватывающие кульбиты. Этот мужчина словно впивает меня; он охватывает мой язык своим и, не отпуская, увлекает его в глубину своего рта — теперь он хочет, чтобы я нанесла ему ответный визит, чтобы изучила его, попробовала на вкус, привыкла к нему, слилась с ним. Он вдыхает меня, впитывает, всасывает, затягивает вглубь и не отпускает, мой язык становится пленником, заточенным в тесном узилище его рта. Мне больно, я начинаю стонать, и он отпускает меня; я чувствую, как его губы раздвигаются в улыбке. Нет, я не умею обращаться с мужчинами. Он щадит меня, вновь приближает свои губы к моим, и поцелуй продолжается, такой, как обычно. Он длится долго, долго — но все равно недостаточно долго. Мне хорошо в его объятиях, мне нравятся его надежные широкие плечи, его кожа, сливающаяся с моей — у нас одинаковый оттенок кожи.

Внезапно он слегка отталкивает меня. Теперь его руки, по-прежнему обхватывающие меня за талию, не привлекают меня к нему, а прижимают к стене, и вместо его обжигающей кожи я ощущаю ее холод. Что происходит? Он ничего не объясняет. Мне становится страшно.

Почему он меня оттолкнул? Я спрашиваю: «Почему?» — тянусь к его губам, целую их, насыщаюсь ими. Я хочу понять, несмотря на отсутствие слов.

Я черпаю в этом поцелуе силу и уверенность, которых меня лишает его поведение. Я не наслаждаюсь им во всей полноте, лишь ищу поддержку, я боюсь зимы, разлуки, опустошения.

Он размыкает губы:

— Нужно установить линию...

Сперва я думаю, что он хочет установить у себя дома отдельную телефонную линию только для меня. Я спрашиваю:

— Телефонную линию только для нас двоих?

— Нет. Линию поведения.

— Вот как?

У него озабоченный вид; он говорит, что должен уйти.

Уйти? Вот так, сейчас? В чем дело?

Я никогда не плакала перед мужчинами и очень хотела бы удержаться от этого перед ним, тем, кого вовсе не знаю — и вот слезы струятся по моим щекам, и я не могу их сдержать.

Я: вытираю слезы тыльной стороной ладони.

Он: странно смотрит на меня, словно не уверен, что я действительно испытываю какие-то эмоции.

Он целует меня снова, и мои слезы придают солоноватый вкус этому поцелую. Быть может, последнему? Ведь этот человек — лишь случайный встречный, незнакомец, поцеловавший меня.

Он ничего больше не говорит, он пьет мои слезы, смешавшиеся со слюной в уголках губ. Он с жадностью впивает то, что вызвал. Ему нравится вода, текущая из глаз, и он проводит языком вдоль моей щеки, направляясь к ее источнику. Он лижет мои веки, ресницы, и я уже ничего не вижу, кроме этого кусочка плоти, поглощающего меня.

Он любит меня? Презирает?

Слишком рано говорить о любви? Только не для меня: любовь зарождается сразу же или никогда. И потом, у меня такое впечатление, что эта история длится уже три года.

Тем временем он застегнул ширинку.

Он уходит, чтобы быть уверенным, что сохранил над собой контроль. Какое тщеславие! Какую власть надо мной он себе присвоил? Почему он оставляет меня, разгоряченную от его ласк? Я ищу смысл в его поведении, но не нахожу.

Никакого смысла.

Но почему в этом должна быть какая-то логика? Кто из нас ненормальный? Он? Я?

Он: качает головой слева направо.

Отрицание. Он больше не хочет моих слез. Он насытился ими. Бедняжка! Прости меня! Плачущая женщина — какое непристойное зрелище! Но, знаешь, женщины плачут не обязательно оттого, что им грустно — они еще плачут, когда разочарованы, раздосадованы, взволнованы — и даже когда счастливы. В счастье или в несчастье слезы остаются наиболее подходящим для нас способом, чтобы выразить свои чувства.