Марина Галимджанова: Валентин и Валентина

– Ваша жена смелая женщина, что оставляет вас без присмотра, – второе за час упоминание о жене вконец испортило ему настроение.

– Да, моей жене стоит крепко призадуматься, – заметил Лент и дал понять, что интервью окончено.

На вручении он был в дурном расположении духа. Мысли то и дело возвращались к воспоминаниям пятилетней давности. Он давно забыл про чувство стыда и сожаление о совершенном поступке. Он сжал пальцы в кулаки, эмоции не давали покоя. Вопросы все время возникали в голове – что было, если бы он встретил ее сейчас? Извинился? Прошел мимо или же как тогда вновь побежал за ней? Ответа не было. Был только страх – он боялся встретить ее в настоящем, узнать ее. А узнала бы она его? Он думал, что нет.

Всю церемонию он играл – делал вид, что смотрит на сцену, аплодировал, кивал камере, чтобы публика оценила его спокойное лицо. Его даже не удивила новость, что он не получил Эмми. Ему было просто все равно – он думал о ней.

Зеленый Бор. Россия.

Валентина хотела уйти куда угодно, только не быть сегодня дома. Не хотелось ей встречать маминого гостя Мишу, пока Галина будет на работе. Для этого замечательного события были София и Лиза. Девушки могли прекрасно справиться без нее. Все утро мысль, что в доме будет жить целых два дня незнакомый мужчина, не давала ей покоя. Валентина не доверяла мужчинам – не понимала их логику, слово, действия. Она считала, что какой бы замечательный человек не был Миша, или Виктор, или шеф мамы – между мужчиной и женщиной не может быть дружбы. Да, какое–то время симпатия, общие темы для разговора, а потом кто–нибудь портил замечательную атмосферу признанием или намеками на то, что вторая сторона ему нравилась. Так что рано или поздно идиллия была бы разрушена, поэтому Валентина предпочитала держаться на расстоянии вытянутой руки от идиллии, дружбы, тем более секса.

Отправив Софию и Лизу на вокзал встречать поезд, она быстро привела дом в порядок, заказала обед из французского ресторана, купила вина и хлеб. Наконец, переодевшись в джинсы и теплую кофту, Валентина вызвала такси.

– Куда барышня? – спросил таксист – мужчина пятидесяти лет.

– В Дачную за город. Третья улица. Дом номер четыре, – не самая хорошая мысль возвращаться в дом, куда когда–то заходила беда. Однако именно эта мысль была первой, что пришла в ее голову. Валентина давно хотела съездить в Дачную – забрать свой дневник. Тем более ее лечащий врач говорил, что страхам нужно глядеть в лицо, а если не выходит то, начать вести дневник. Время от времени перечитывать записи, чтобы понять, как время изменило мысли. Наверно, изменило, раз она решила поехать на старую дачу.

Дом был старый, еще со времен СССР. Массивное резное крыльцо, с широкими лестницами. На втором этаже был балкон, да такой, что на нем можно было спокойно разместить гамак или кресло, чтобы читать хорошие книжки на ночь. Сам дом был выстроен из дерева, которое потемнело от времени и обрело темно–коричневый цвет на фоне белых окон. Яблоневый сад у дома давно срубили, еще до рождения сестер. Вместо вишен посадили кусты сирени и дикого вьюна, чтобы полз по забору, сделали клумбы из кустов смородины.

Семья каждое лето проводила отпуск в Дачном, пока с Валентиной не случилась беда. Мама хотела после случая продать дачу, но София закатила истерику и сказала, что лучше сожжет дом, как Валентина конюшню, но выставить на торги не даст. Спорили долго, что делать с дачей пока сосед Валентин не подсказал, что можно отдать под сдачу туристам или зимой студентам. Туристы были в Зеленом Бору всегда – городок небольшой курортный, славился он речкой за Дачным и озером за городом. Одна часть озера была соленой, вторая пресной. Люди обожали эти места, и с каждым годом туристов становилось не меньше. Студенты брали дом неохотно, не хотели рано вставать на занятия, ждать автобус и платили мало, так что осенью и зимой дача пустовала.

Девушка отпустила такси и прошла за калитку. Четвертый дом ничуть не изменился за годы ее отсутствия – все такой же большой и мрачный, как из сказки на ночь. Вот резная калитка, за ней дорожка, усыпанная желтой, зеленой, красной листвой с кустов смородины и деревьев сирени. За домом конюшня, вернее, что от нее осталось – клумба зеленой травы. Валентина вспомнила, как облила низ деревянных стен бензином и подожгла. Она бесилась от счастья, когда пламя начало подниматься к синему небу и уже перекинулось на стоящие рядом деревья. Она хохотала, громко, истерично, до хрипоты – запускала пальцы во взъерошенные светлые волосы и рвала их на себе. Орала: «Ненавижу!»