Татьяна Недзвецкая - Raw поrно

Я вздрогнула от неожиданного звука. Мысли мои прервал энергичный и короткий скрежет — звук поворачиваемого в замочной скважине ключа. Реакция моя — испуг, удивление и радость — одновременно.

— Ау! Ты все еще спишь? — слышу я бодрый голос своего тюремщика.

Я молчу. Сначала он заходит на кухню, потом в комнату, где я нахожусь. Видит меня:

— Ну чего не отзываешься?

— Ты — идиот! — говорю ему я.

— Здрасьте! За что такой немилосердный вывод?

— Я думала, что ты меня запер!

— Ну ты и дура! Я же записку на кухне оставил! Что не заметила?

Захожу на кухню: на стене белый печатный лист, на котором крупно красным фломастером написано: «Не хотел тебя будить! Сейчас вернусь!»

Бьюсь об заклад, что этого послания там и в помине не было. Я же не крот слепой.

— Опять вранье? — спрашиваю его я.

— Я тебя не понимаю, — с наивным равнодушием отвечает Илья. Вываливает на стол из пакета продукты: — Будешь мне помогать? — спрашивает.

— Я готовить терпеть не могу, — бурчу я, — и вообще я домой хочу. Потом как-нибудь встретимся.

— Ну если так хочешь, — равнодушно говорит он, — не смею тебя задерживать.

Не человек, а парадокс какой-то. Ненормальный. Конечно, после таких слов — я остаюсь.

Он готовит, я смотрю. Разделывает мясо. Видит, что я наблюдаю за его действиями.

— Ты — хищница, присматриваешься ко мне, словно изучаешь мои повадки.

— Раз дело пошло на откровенность, то вот, что я скажу, — я не хищница, но я — собственница. Душевный покой по мне — быть единоличной обладательницей. Я хочу — банального! Я хочу, чтобы в меня втюрились и точка! Чтобы только в меня. Не хочу ни слышать, ни думать, ни знать о том, что на горизонте будущего либо в подвале памяти у моего избранника есть или был кто-то там.

— Милая, но ревность и тому подобные чувства — это простейшие, первобытные инстинкты. Это пережиток. Они были нужны в дикие времена, помогали выжить тогда. Сейчас же — это никчемные вещи. Руководствоваться ими при моделировании отношений, применять их в качестве оси — это глупо, при подобном раскладе ни черта хорошего у тебя не получится. Ты лишь измучаешься, лишишься многих удовольствий, предоставленных современностью.

— Посмотришь на тебя издалека, индивидуалист, копнешь глубже, так ты — зануда!

— Только не начинай заливать мне обычное женское: все мы одинаковые, одна ты не такая — особенная! Поэтому, бедняжечка, разнесчастная, никто не может тебя понять!

— Да — так оно и есть! Я — особенная, такая же, как остальные шесть миллиардов. Каждый по-своему особенный, и второго точно такого же — нет. И знаешь что, прекращай лить дешевый мед в мои уши!

Он посмотрел на меня, помолчал, потом спросил с улыбкой:

— Знаешь, кем и чем я работаю?

— Не знаю.

— Порнографом.

— Ух! До чего же мне везет по жизни!

— А что ты хотела, если ты, голубушка, только таких, мягко сказать, моральных уродов выбираешь.

— Вот это уже стандартно с твоей стороны — именно это я только и слышу ото всех подряд, кому не лень.

— Ну извини. Правда на то и есть правда, что она однобока и стандартна.

— Кто бы заливал о правде. Ты же патологический обманщик! Профессиональный лгун. Ну и каким же ты, кстати, таким порнографом работаешь? В каком жанре: «hard», «soft», «raw»?

— Raw?

— Ну да, «сырое» — порно с мясом, с мясорубкой, — объясняю ему я.

— Ну, во-первых, без иронии — я замечательный фотограф. Это раз. И именно с этого все и началось. А еще, ну тут, правда, много ума не надо: неплохо могу руководить съемочным процессом.

Я его слушаю и уже ничему не удивляюсь; а чего я, собственно говоря, хотела? Сама таких выбираю.

За время нашего диспута он вроде бы выполнил задачу минимум по приготовлению нашего обеда. Поставил мясо в духовку.

— Пойдем, — зовет меня в комнату. Достает ноутбук, включает его. — К сожалению, в порно сейчас много грязи. Насилия над личностью. И это противоречит истинной, изначальной идее порно. Потому как настоящее порно — это всегда обоюдно. Это всегда — желание. И это, только не смейся, это настоящая любовь к человеку. Это тонкая философия. Но ты поймешь.

«Наверное…» — думаю я, так и не врубаясь, на фига я слушаю эту ахинею?

Илья говорит:

— Давай, садись рядом.

Положив пальцы на встроенную в ноутбуке мышку, он листает фотографии:

— Смотри. Видишь это: неописуемая красота. По краям — словно черное, изжеванное кружево, внутри — ярко-розовая. Это пизда вот этой мулатки, — показывает мне ее в полный рост.