Шахразада - Грехи царя Омара

– А все остальное? Откуда ты узнал все остальное?

– Я услышал, как шептались во дворе, прямо под моими окнами, двое, мужчина и девушка. Мужчина называл свою собеседницу Айгуль, а она его – дядюшка Беркер.

– Аллах милосердный… А мне она не сказала ни слова, я даже подумал, что она немая…

Саид усмехнулся.

– Братишка, это была последняя ночь, что ты провел один, без меня. Увы, но стало ясно, что тебя нужно охранять круглые сутки. Как хорошо, что я спрятал в надежном месте и золото, которым нас снабдил щедрый царь Омар, и письма, которые сами по себе составляют ценность, пожалуй, большую, чем мы вместе взятые с нашим золотом…

– О Аллах, какое счастье! Но где же ты это все спрятал? Я думал, что золото среди книг в черном сундуке… Потому и приказал поставить его у себя в изголовье…

– О нет, царевич Мансур. Я люблю тебя, своего кровного брата, я отдам за тебя жизнь, но, поверь, тебе лучше не знать маленьких секретов настоящего телохранителя.

Царевич повесил голову. В глубине души он соглашался с братом, но вот так постыдно опростоволоситься перед младшими… О Аллах, как выдержать такой стыд?

Но внезапно совсем другая мысль пришла ему в голову.

– Валид, ты говоришь, что слышал, о чем шептались хозяин и эта недостойная?

– Да, братишка, слышал…

– Так о чем же? Аллах милосердный, не заставляй меня гневаться, мальчишка!..

Валид усмехнулся. И столько в этом было насмешки над старшим братом, что гнев едва не убил царевича. Но, увы, пришлось стерпеть и это. Ибо Валид, мальчишка, знал и умел куда больше, чем царевич мог себе вообразить.

– Девушка Айгуль сказала, что вы с братом, наверное, и в самом деле те, за кого себя выдаете – студиозусы, едущие на полночь поступать в учение. Уж очень много у тебя книг… Мансур самодовольно проговорил:

– Я же был прав, приказав поставить сундуки с книгами в мою комнату!

– А потом она сказала, – Валид уже откровенно усмехался, – что самоцветы на твоей чалме и сабле настоящие. И, значит, ты не простой студиоз, а сынок какого-то далекого князька. И потому все равно не мешало бы пощекотать тебя боевым мечом… Вдруг ты расскажешь, где спрятаны сокровища, которые ты везешь…

– Ах подлая… Негодная…

Но Валид продолжал, ничуть не щадя чувств царевича.

– Эта девушка была с дядюшкой более чем откровенна. Она сказала, что ты оказался никуда не годным в постели и уже одним этим заслужил того, чтобы познакомиться с ее любимицей…

Мансур задохнулся от негодования… Это он-то «негодный в постели»! Он, за счастье одной ночи с которым соперничали наложницы отцовского гарема?! Он, который прочел все трактаты о любви, какие только смог найти в дворцовой библиотеке!

– Интересно, кого эта змея имела в виду, когда говорила о своей любимице?

– Я отвечу тебе и на этот вопрос. Но, быть может, ты лучше сейчас выглянешь в окно? Тогда мне не надо будет повторять тех обидных слов, которые еще произнесла девушка с нежным голосом о твоем царственном величестве.

– Да будет так, – пробормотал Мансур.

Он подошел к окну и посмотрел вниз. Огромный двор был заставлен сундуками и казанами, завален мешками и свертками. В дальнем загоне отдыхали унылые верблюды каравана. А прямо под окнами постоялого двора, под навесом стояла огромная клетка. За ее толстыми прутьями лениво посматривала по сторонам великолепная черная пантера. Ее глаза горели зеленым огнем, а шкура блестела в косых утренних лучах солнца.

– Аллах милосердный, так девчонка хотела познакомить меня с этим чудовищем?

– О нет, братец, это просто роскошное животное. Разбалованное и игривое. Большая кошка.

– Да помилует меня Аллах милосердный и всемилостивый, – пробормотал Мансур, с ужасом разглядывая огромные клыки, что виднелись в приоткрытой пасти.

– Вот что, братья, – решительно проговорил Валид. – Я думаю, нам следует уносить ноги, пока за нас не взялись всерьез. Ведь гнев разбойников может быть так страшен…

Саид и Мансур лишь молча кивнули, полностью соглашаясь с младшим братом. Предводитель каравана только вздохнул, услышав повеление немедленно собираться, – он надеялся на день-другой передышки. Но, увы, он был только караван-баши, а эти юнцы – царскими детьми. И их повеление было свято.

Вот поэтому вскоре после полудня караван двинулся в путь. Хозяин караван-сарая преувеличенно любезно проводил гостей, долго кланялся каждому их них и не отводил глаз от дороги, пока караван не исчез в облаке пыли за поворотом.