Шахразада - Избранницы Рахмана

В этот час Ли всегда проведывала свою пациентку. Говоря по чести, ее усилия давно уже увенчались успехом, и потому в этих ежевечерних визитах не было особой необходимости. Конечно, царица не забыла о смерти старшего сына, но теперь она уже могла радоваться всему миру, успехам других сыновей, солнечным лучам и каплям дождя – боль перестала терзать ее, уступив место тихой печали. Но за недолгие недели царица и Ли Лайфань успели подружиться, коль скоро вообще возможна дружба между царицей и доверенным лекарем.

– Моя прекрасная царица! – Усвоив дворцовые привычки, Ли уже привычным движением склонилась в глубоком поклоне. – Как чувствует себя твое несравненное величество?

– Моя девочка, я так волнуюсь!.. Завтрашняя церемония не идет у меня из головы, я беспокоюсь о сотне мелочей сразу и боюсь хоть что-то упустить.

Ли с удовольствием слушала эти взволнованные слова – ибо они лучше любых иных признаков свидетельствовали об успехе врачевания.

– Но что тревожит тебя, о добрейшая? – Ли знала, что царица будет накручивать себя до того самого мига, пока не сможет рассказать кому-то о своих мыслях и опасениях.

И царица принялась сбивчиво, перескакивая с мысли на мысль, рассказывать о своих тревогах. Ли терпеливо успокаивала добрую Захру, радуясь тому, что ту тревожат яства праздничного стола и украшение парадной лестницы, достойный прием послов полуночных и полуденных стран, а еще хватит ли всем места во дворце, и успеют ли пекари к моменту коронации закончить творить десять тысяч булочек, как того требует древний обычай.

Но когда нескончаемый список беспокойств был исчерпан, царица, отпив мятного питья из чаши, спросила:

– А ты, моя добрая Ли Лайфань, будешь ли ты присутствовать на завтрашней церемонии?

– О да, великая царица. Я обязана быть там – ведь ты, о добрейшая, находишься под моим наблюдением, и я несу ответственность на твое хорошее самочувствие. Кроме того, сам царь Сейфуллах, да продлятся без счета его годы, просил меня, чтобы я непременно почтила эту красивую церемонию.

– Да, церемония красивая, достойная древних обычаев…

Царица на мгновение умолкла. И потом, наконец решившись, спросила о том, что беспокоило ее больше всего:

– Скажи мне, добрая девочка, нравится ли тебе мой сын?

«О боги, – ужаснулась Ли, – неужели я не смогла сдержаться? Неужели столь заметно то, что я почитаю его лучшим из мужчин и считаю себя счастливейшей из смертных?»

– О Захра, твой вопрос застал меня врасплох, – медленно, взвешивая каждое слово, заговорила Ли. – Царевич Рахман умен и честен, добр и отзывчив, его слову можно доверять, а на его руку – спокойно опереться. Мне нравятся такие люди, как он…

– Знаешь, малышка, мне отрадно это слышать. И сейчас, накануне великой церемонии, я признаюсь тебе, что мечтаю о том, чтобы ты стала женой моего сына…

Ли с изумлением посмотрела на царицу. Та же мыслями была столь далеко, что не видела ни этого изумления, ни испуга. Более того, вряд ли она сейчас видела то, что творится вокруг.

– …Не так давно, малышка, я думала совсем иначе. Я искала своим сыновьям девушек, равных им по положению, по достоинству, забывая о том, что и мои сыновья, и их невесты – живые люди, которые могут и любить, и ненавидеть. Более того, планируя свадьбы наших детей, мы с царем, словно на шахматной доске, расставляли фигуры, раздумывая лишь о том, достойной ли партией будут девушки из разных семейств. И лишь потеря нашего старшего сына позволила мне многое увидеть в истинном свете. Ибо не богатством родителей, а нежностью и любовью крепка семья. О да, иногда выбор старших бывает удачным, а выбор детей из рук вон плохим. Но чаще-то…

И царица вновь замолчала. Ли не решалась тревожить добрую Захру, с некоторым страхом ожидая окончания столь долгих размышлений вслух.

– Вот поэтому я и спросила тебя, добрая моя девочка. Ведь я вижу, что мой сын души в тебе не чает, что он влюблен столь сильно, сколь и возвышенно. Вот поэтому я и посмела задать тебе этот, очень тяжкий вопрос. Мне надо знать, как ты поведешь себя, если мой сын захочет назвать тебя своей женой…

Не дано было царице знать, что Рахман и Ли уже давным-давно обменялись священными клятвами верности, что их чувство глубоко и полно.

В этот миг Ли Лайфань, в который уж раз за последнее время, порадовалась тому, что попросила Рахмана назвать ее лишь лекарем, который способен излечить душевную хворь царицы.

– О царица, я не знаю, что сказать тебе. Думаю, разумно будет спросить у твоего сына, захочет ли он жениться на такой, как я… Ведь я всего лишь иноземка, дикарка, мои родители давно умерли, а мужу своему, кроме нежного чувства, я могу принести лишь знания трав и мудрость своего народа…