Шахразада - Избранницы Рахмана

– Я слышал об этом, отец!

– Сейчас же, сын, тебе необходимо стать не только самым пытливым, но и самым образованным из всех, дабы, отправившись в странствие, не только сделать удивительное открытие, но и понять, завесу какой тайны приоткрыл перед тобой Аллах великий и милосердный!

Рахман покорно склонил голову, соглашаясь с мудрыми словами отца.

И не было с того дня ученика более усердного, чем царевич Рахман. Шесть долгих лет посвятил он занятиям с учителями и мудрецами. Одолел все книги в дворцовой библиотеке, не обойдя и сокровищницы знаний дивана. И вот настал день, когда советники, подошедши к трону, пали перед царем ниц, ибо ученик стал равен им в познаниях.

– О повелитель! Да хранит тебя небесный свод!

– Мы слушаем вас, мудрые учителя нашего сына!

– О владыка, ты поручал нам раскрыть перед царевичем Рахманом все тайны знания, ведомые нам. Твое повеление исполнено!

Царь удивленно улыбнулся, в глубине души надеясь, что царевич, однако, знает не все, что ведомо мудрецам.

– Не удивляйся, мудрейший из правителей. Ибо Рахман-царевич может хоть сию минуту командовать войском, превосходя даже военачальников в стратегии. Разум же его столь искусен, что ему не составит труда сочинить и изящное стихотворение, и затейливую математическую загадку.

– Но это лишь изощренный разум. Не так ли, мудрые учителя?

– Его чувства не менее развиты, чем разум… Ибо ему далась музыка столь же легко, как и поэзия. Под его пальцами струны уда поют человеческими голосами, а мелодии, что рождаются в душе царевича, неслыханно хороши и сложены словно в один миг.

– Так, значит, вы довольны, о мои советники?

Что-то в голосе царя заставило насторожиться первого советника. Он проговорил уже более спокойно и задумчиво:

– Конечно, о царь, Рахман-царевич – лишь второй сын твоего величества. Он станет твоему наследнику Файзулле замечательным советником…

– О нет, несчастнейший, не того мы боимся, что дети начнут спорить из-за трона. Ибо мы и сами видим, что Рахман ищет лишь знаний, а Файзулла – власти. И потому не этого мы опасаемся. И не об этом сейчас спрашивали вас, о мудрейшие из мудрых…

– Но о чем же беспокоишься ты, о великий?

– Мы тревожимся о том, что мальчик вырастет ученым сухарем, не изведав радости конной скачки, боя на мечах, легкого бега, радостного порыва ветра, ударившего в лицо на отвесном склоне горы…

– О могущественный, – с некоторой даже обидой в голосе ответил наставник воинских искусств. – Но как же мы могли не позаботиться и об этом? Юноша недурно фехтует, отлично ладит с любой лошадью… Он знает окрестные горы, как свои пять пальцев, а проводником для иноземных путников может стать хоть завтра.

– Что ж, достоинства нашего сына нас радуют, радуют и успехи. Но кто из вас, о мудрейшие, задумывался о том, что царевичу Рахману исполнилось шестнадцать лет? И что это тот возраст, когда тяга к женщине в здоровом теле может перевесить тягу к любым знаниям?

Мудрецы молчали. О нет, аскетом не был ни один из них. Но они просто так привыкли к тому, что Рахман еще мал, что даже не удосужились задуматься о такой мелочи, как здоровье юноши, который был вверен их попечению.

Дабы не затягивать паузу и не длить неприятный момент, заговорил первый советник:

– Увы, наш мудрый царь, ты прав. Никто из нас не вспомнил о том, что мальчик совсем вырос, и что женская ласка может быть ему куда нужнее, чем любые знания.

Царь лишь молча смотрел на говорящего. Советник понял, что, начав эту речь с покаяния, пора рассказать царю, как решить задачу. Пора, но только как это сделать, советник не знал. Неожиданно вперед выступил звездочет. То, что не известно мудрецам, ведомо звездам. И потому, как только смолкали голоса земных знаний, возвышался глас знания небесного.

– Позволь, о великий царь, сказать, что твой прекрасный сын, наш подопечный, – не совсем такой юноша, как какой-нибудь мальчишка с улицы. И потому звезды осторожно, быть может, так, что нам самим было это неведомо, удерживали нас от этого шага. Теперь же светила заговорили устами твоей мудрости. И мы вправе сделать так, чтобы Рахман-царевич стал в любви столь же искусен, сколь он искусен в иных знаниях и умениях.

Властелин с некоторой опаской посмотрел на звездочета. О нет, царь Сейфуллах вовсе не хотел, чтобы юноша стал приверженцем мужской любви. И звездочет это хорошо понял, улыбнувшись чуть снисходительно.