Шахразада - Любовь Хасана из Басры

Еще несколько минут в комнате слышались непонятные непосвященному слова об уложениях, праве властителя и свободных гражданах. Лишь подняв глаза от свитка, учитель заметил, что его слушают не только Хасан и его друг Мехмет, но и сам Рашид. Причем лицо визиря холодно и сурово, а глаза мечут молнии.

– Да пребудет с тобой, о великий визирь, милость Аллаха всесильного во всякий день твоей жизни! – наконец поклонился учитель.

– Здравствуй и ты, мудрейший! – проговорил визирь, понимая, что сердиться надо не на наставника, а на нерадивых учеников. Вернее, на нерадивого ученика. Ведь друг и однолетка Хасана Мехмет, сын начальника дворцовой стражи, старательно записывал каждое слово почтенного учителя.

– Дети мои, – дрожащим голосом вновь заговорил учитель, – думаю, что теперь, после моих пояснений, вы поняли, в чем же суть установления справедливого закона и какими соображениями должен руководствоваться мудрый повелитель, если считает, что подданные его страны забыли долг перед ней…

– Да, учитель, – покорно склонив голову, проговорил Мехмет.

– Доволен ли почтеннейший учитель успехами своих учеников? – не без яда в голосе осведомился визирь.

– О да, достойный Рашид! Я более чем доволен успехами своих учеников. Ибо никогда еще мои слова не понимались столь полно и не иллюстрировались столь наглядно, как сейчас! Никогда еще мои ученики не подходили к каждому моему слову столь критично, как сейчас, когда я преподаю закон и великое искусство политики сыновьям царедворцев, Хасану и Мехмету! Ибо разум юношей свободен от посторонних мыслей, а души открыты справедливости так, как это может быть лишь в юности, когда соображения выгоды еще не затмевают более высокие государственные интересы…

Учитель готов был продолжить, но визирь понял, что сейчас может прозвучать нечто, не столь лестное уже для него, уважаемого Рашида, и потому перебил наставника:

– Ну что ж, уважаемый, твои слова отрадны для меня. Тогда я прерву на сегодня твой урок, ибо мне необходимо незамедлительно побеседовать с сыном…

– Слушаю и повинуюсь! – поклонился учитель. – А вас, дети, я прошу к завтрашнему уроку еще раз прочесть те отрывки из кодекса Юстиниана, о которых я говорил сегодня.

Ученики, встав, поклонились. Причем Мехмет понял намек своего учителя более чем хорошо. Ибо о кодексе Юстиниана было сказано всего несколько слов и в самом начале урока. А значит, запомнить это мог лишь тот, кто и в самом деле этот урок слушал.

Прижав свитки к груди, учитель поспешил покинуть комнату. Он почувствовал, что вот-вот разразится гроза, и очень не хотел присутствовать при этом.

– Мехмет, покинь нас, – приказал визирь.

– Слушаю и повинуюсь, – поклонился юноша.

О, как ему хотелось остаться и защитить друга! Ибо он, как и учитель, отлично понимал, что сейчас произойдет, но, увы, не мог спорить с визирем, чтобы доказать, что Хасану не нужны ни политика, ни своды законов. Что душа Хасана – это душа художника, чуждая интриг и хитрости, что она отзывается на все грани красоты мира… Увы, Мехмету оставалось лишь удалиться. Впрочем, он решил, что непременно спрячется за дверью и постарается сделать так, чтобы Хасан увидел его. Чтобы почувствовал, что его поддерживают хотя бы мысленно.

Не дожидаясь, пока Мехмет покинет комнату для занятий, Рашид наклонился над столом и начал рассматривать пергамент, где рядом со словами учителя резвились птицы, а каждый листик дерева был изображен куда более ясно, чем записаны великие законы.

– Сын мой! – Визирь старался сдерживаться. – Я вижу, что ты все так же поглощен занятиями, недостойными сына царедворца, как и ранее. Я вижу, что презренное ремесло маляра для тебя куда интереснее великих знаний, которыми должен обладать тот, кто хочет посвятить себя служению народу.

– Отец! – А вот Хасан даже не пытался сдержаться. Ибо разговор этот был, увы, не первым и даже не сотым. – Я не тот, кто решил посвятить себя служению народу! Ваша политика мне скучна, слова законов звучат для меня не понятнее длинных и древних заклинаний… В каждом цветке я вижу куда больше жизни и прекрасного, чем во всех знаниях царедворцев, вместе взятых. Никогда, слышишь, отец, никогда я не хотел быть тем, кто управляет судьбами людей. Никогда не хотел быть советником властителя, пусть даже такого уважаемого, как Темир Благородный, да пошлет ему Аллах долгие годы мудрости и спокойствия!