Юрий Медведев: Любовь в зеркалах

— Никаким тряпьем я не торговала. И Лирой меня нарекли при рождении мои мать и отец, они музыканты. И с ублюдками не якшалась. Ни с одним, кроме Веньки. Он высмотрел меня, дурочку, на экзаменах во ВГИКе. Наобещал с три короба, зазвал к себе в студию, подпоил какой-то дрянью и надругался как скот надо мной, когда была в полной отключке, причем самым противоестественным способом, по-другому он не может, поскольку педофил. Неделю надо мной измывался, держа взаперти, грозился даже убить, но я все упорствовала. Тогда он кассету показал, где надо мной измывается, причем морды этого труса не видно. Грозился послать моим родителям. Поревела я, поревела — и согласилась выступать на конкурсе красавиц.

Тихон осторожно перенес раковину с дабиз на ковер, наклонился над Лирой, вглядываясь в ее лицо.

— Ты не шутишь? Поклянись.

— Клянусь отцом и матерью.

— А я то думал…

— Ты думал: валютная проститутка, да? Из тех, кто изощренно доставляет удовольствие мужикам, этим кабанчикам, бычкам, петушкам, бегемотикам, у которых всегда на уме только похоть…

— Ну зачем ты так? Не все на свете скоты и звери…

Лира легонько отстранила его, села, глядя в упор темно-голубыми мерцающими глазами.

— Конечно, миленький мой тихоня. Случаются дивные непорочнейшие создания. Например, ты, нью рашен, да?

— Прости меня. Я тоже разбавил тебе в наш первый вечер шампанское снотворным. И в этом смысле ничем не отличаюсь от скота Веники. Прости. Ведь я ничего не знал тогда о тебе.

— А сейчас узнаешь. Я не просто Дмитриева, как в паспорте, но Дмитриева-Мамонова — это древнейшая боярская фамилия. Выросла на Дону, в Станице Новоалександровской. В детстве носилась на скакунах и дралась с мальчишками, мечтала стать астрономом, затем океанологом. А после выпускного бала упорхнула в Москву — против воли родителей, по дурости. Страсть как хотелось засиять на столичном небосклоне актрисой… Здесь-то меня и подловил ублюдок Венька. Теперь он продал меня тебе, Тихон, и я не знаю, что вынуждает меня обниматься с тобой вечероночеутродни напролет. Не знаю, почему в меня будто вселился бес, зачем я переполнена вся твой, во всех смыслах. Это наваждение, наркотик. Я хочу только этого. И еще дабиз. Мы с тобой попали в капкан, пойми! За такое блаженство последует расплата — и страшная. Я это чувствую как женщина.

Крупные слезы покатились по ее щекам. Тихон даже опешил.

— Лапушка, что за бредни? Какая расплата? За что? Да мы хоть завтра рванем отсюда. Кто нас держит? И мне нравится дабиз, и я от твоих прелестей без ума, и у меня ничего подобного в жизни не было, хотя и перецеловал уж сотню красоток. Успокойся, Лира, не выношу женских слез.

Она виновато улыбнулась, ткнулась носиком ему в плечо, закрыла глаза, зашептала:

— Ты говоришь: сотня красоток. А у меня мужчин было всего лишь двое. Первый — мой одноклассник Глеб, чем-то похожий на тебя. Он погиб в Чечне, его запытали в плену дудаевские подонки, требовали переменить веру, воевать против своих. Второй мой сокол — ты, Тихон. Других не было.

— Теперь я буду любить только тебя, — сказал он нежно, трогая ее пушистые длинные волосы.

— Вчера мне приснилось: плывем с тобой на дельталете, но не над морем, а в нем самом, среди коралловых рифов, дельфинов, разноцветных рыбок, китов, черепах, медуз. И представь: вдруг возникает вдали между скалами преогромная акула. Только вместо глаз у нее — прожектора, они исторгают темно-кровавый свет. Ты направляешь дельталет вверх, мы успеваем вынырнуть на воздух, начинаем подниматься, а наверху — снег, воет волком метель, стога сена проплывают в воздухе мимо нас, увешанные многометровыми сосульками. И река извивается в мутном небе, закованная в ледяной панцирь и тоже похожая на сосульку, но только горизонтальную и необозримой длины. Потом небо прояснилось, я глянула вниз — а море тоже застыло, блистает, как зеркало, льдом. И нас с тобой тоже начало обволакивать ледяным покровом… Тут я проснулась.

Тихон глядел на нее восхищенно, как мальчик, слушающий россказни Шахразады.

— Да ты вещунья! Вещая женка, как моя бабка Вера. Ей тоже снились такие красивые сны. Пересказывай мне, пожалуйста, каждый из них, умоляю. И ничего не опасайся. Вместе мы растопим хоть Северный Ледовитый океан, хоть льды Антарктиды… Может быть, пора чуток развеяться? Давай смотаемся на базар, там навалом классных золотых украшений, мне еще в Москве Аббас говорил.

— Базар так базар, — сказала она, потягиваясь, как кошка. — Но сперва облагодетельствуй своим лунным лучом лоно озера.