Шахразада - Ревнивая лампа Аладдина

Тот усмехнулся чуть свысока и проговорил:

– Это было только начало, божественно-прекрасная… И помни, ночь тоже только началась…

Он поднялся и одним движением сбросил на пол шелковую рубаху и просторные шаровары.

Будур, как завороженная, смотрела на него. Отлично сложенный – широкие плечи, узкие бедра, сильные ноги и уверенные руки… «Да ему надо только в таком виде и показываться – ни одна женщина не сможет устоять, настолько он красив!» Она смерила грека взглядом с головы до ног. Изумительное зрелище возбужденного прекрасного молодого мужчины вновь зажгло в царевне огонь.

Под взглядом Будур толмач возбудился еще сильнее. Огонь желания пронзал все его существо – от пяток, которые остужали драгоценные каменные плиты, до самых кончиков черных курчавых волос. Он пытался держаться от нее подальше, понимая, какие беды может принести гибельная страсть. Но, увы, вожделение, казавшееся обоюдным, было куда сильнее доводов разума. И вот теперь он, грек-толмач, стал хозяином в опочивальне самой царевны Будур. И он не собирался уходить отсюда, не познав это совершенное тело!

– Никифор…

Он взглянул на нее. Глаза Будур вызывающе горели. Необыкновенно красивое тело призывно распростерлось перед ним, и он понял, что мечтает лишь об одном – войти в нее… и стать властелином.

Никифор провел рукой по бедрам и вновь наклонился к ее ногам. Прошелся ладонью от колен вверх, чуть задержавшись на шелковистой коже живота. Вновь спустился вниз, теперь куда более чувственно исследуя нежные горячие изгибы. Он начал ласкать ее пальцами и почувствовал, как она напряглась. Царевна чуть приподнялась на ложе, но он, опустившись рядом, заставил ее лечь. Затем склонил голову и начал посасывать нежный сосок ее груди, покусывая его, щекоча языком, и при этом не прекращая ласкать ее руками. Она тихонько застонала.

Толмач поднял голову и взглянул на царевну, закрывшую глаза от еле сдерживаемой страсти. Она была так красива, что грек не мог найти слов, чтобы описать эту совершенную красоту. И сейчас она принадлежала ему так, как только может женщина принадлежать мужчине. Он слегка придвинулся к ней и прижался к ее бедрам, продолжая целовать груди.

– О царевна! – хрипло прошептал он, чуть приподнялся и наконец медленно соединился с ней.

Он услышал, как она охнула, и подался назад, но ненадолго. Его тело требовало удовлетворения. Он вошел немного глубже. Лишь стиснутые зубы выдавали, насколько тяжело ему сдерживаться и не вести себя, словно дикий зверь. Но когда он почувствовал, как она подалась ему навстречу, то полностью утратил над собой контроль.

Он резко вошел в нее, приостановился и начал двигаться, каждый раз входя все глубже и глубже. Глаза Будур распахнулись. Она готова была бесконечно отдаваться этому удивительному мужчине – властному и нежному одновременно. Пусть это продлится лишь одну ночь, но новые, неземные ощущения запомнятся ей надолго!

Царевна начала двигаться, стараясь приспособиться к его движениям, сначала немного неуклюже, а потом все более уверенно. И вскоре они слились в гармоничном ритме. Эти движения возбуждали их обоих, наполняли пульсирующей страстью. Наслаждение сводило ее с ума, и она дико извивалась под ним, просящая, требующая, вожделеющая.

Она чувствовала, как сила его страсти нарастает в ней, чувствовала мощь его тела, и тут он слегка приподнялся, скользнул вниз рукой, сжав пальцами ее плоть, и тогда жарко-белый огонь, заполонивший все, полностью лишил ее способности контролировать себя. Она услышала стон – он слетел с ее собственных губ. Наслаждение жаркой волной прокатилось по всему телу.

Она дернулась, задрожала, и тут уже закричала по-настоящему. Какой-то частью разума она еще продолжала осознавать, что происходило вокруг. Но сладость страсти была так велика, что Будур в конце концов просто отдалась удивительным ощущениям, подаренным этим, как ей поначалу казалось, робким юношей.

Наконец истома смежила ей веки, но даже сквозь дрему она чувствовала горячее тело толмача за спиной.

Дыхание юноши выровнялось. Он спал, и грезы его были сладки, как ласки, которые всего несколько минут назад он дарил царевне.

Но Будур не спала. О нет, она, проснувшись, размышляла над тем, что только что видели стены опочивальни. Ее тело было довольно, душа спокойна. Но умелый грек теперь уже наскучил ей. Она не жалела, что уговорила отца отпустить его – эта ночь стоила и не таких уговоров. Но сейчас царевна решила, что завтра попросит отца отправить Никифора вместе с посольством в далекую полуночную страну. Пусть юноша навсегда запомнит эту ночь наслаждений, но навсегда и усвоит, что снизойти к простому толмачу дочь великого халифа может лишь раз.