Шахразада - Ревнивая лампа Аладдина

Толмач сделал несколько неуверенных шагов и вновь застыл. Сейчас он казался себе громадным, как скала, и неуклюжим, как слон.

– Ну, иди же сюда, я жду… – Царевна несколько раз хлопнула ладонью по ложу, призывая Никифора.

Будур коснулась его руки. Он напрягся, словно его пронзила безумная, невыносимая боль. Девушка попыталась отстраниться, но он, зарычав, прижал ее к себе так крепко, что она едва могла дышать. И тут он впился в ее губы поцелуем. Этот поцелуй был полон необузданной, неизъяснимой страсти, и Будур поняла, что эта чудовищная страсть кипела в нем, неосознанная, невостребованная, пока чары царевны не разбудили самых низменных желаний. Его язык скользнул к ней в рот. «О, малыш, ты, оказывается, умеешь любить женщину!» – успела подумать царевна. Через мгновение толмач уже лежал рядом с ней, сам еще не осознавая, что с ним происходит.

Будур испугалась. Испугалась блеска его жаждущих глаз и невероятной силы, что жила в его руках. Она уже почти раскаивалась и в том, что обольстила толмача, и в том, что позволила ему переступить порог своей опочивальни. Но было поздно…

Девушка попыталась оттолкнуть его. Она знала, что ему нужно, и уже не хотела позволить ему это сделать. Если сейчас она была ему невыразимо желанна, то утром он будет ее презирать. А вызвать презрение царевна вовсе не стремилась. И все же она не хотела, чтобы такой красивый умелый мальчик выскользнул из ее сетей.

Когда Никифор оторвался от ее губ, чтобы отдышаться, Будур попыталась воспользоваться этой возможностью и заговорила:

– О толмач, ты ведь не хочешь убить меня своей страстью? Остановись…

И царевна посмотрела на грека почти с испугом. Но губы ее тронула такая призывная улыбка, что желание захлестнуло толмача с головой.

– Хочу, хочу. Очень хочу, – он сделал глубокий вдох. – Ты пахнешь цветами. Пусть за это падет на меня вечное проклятье, прекрасная царевна, но я больше не могу лишь смотреть на тебя, лишь вожделеть тебя. Теперь мне нужно соединиться с тобой, иначе… О Аллах милосердный, иначе сама жизнь станет мне не нужна!

Его слова сломили сопротивление царевны, в какой-то мере поддельное. Она ведь желала его и потому обольстила. Она… О Аллах, да она и в самом деле желала этого мальчишку! Сейчас ее захлестывали острейшие ощущения – его тело было так близко к ней, грудь прижата к ее груди, а запах его кожи…

Теперь царевну – о великое чудо! – мучили незнакомые ощущения. Никифор медленно потянул к себе тончайшее газовое покрывало, обнажая божественно-прекрасное тело. Хриплый звук сорвался с ее губ, когда он жестом хозяина положил руки на ее бедра и раздвинул ей ноги.

Царевна удивилась огню, который пронзил все ее существо, когда пальцы толмача открыли самую уязвимую часть ее тела. Медленно-медленно он наклонил голову, и, прежде чем девушка поняла, что он собирается делать, она почувствовала его горячее дыхание, дразнящее ее нежную плоть.

– Мальчишка, что…

В то мгновение, когда его губы коснулись ее тела, Будур вскрикнула. От захлестнувших ее ощущений она не могла сдвинуться с места, и его ласки заставили ее выгнуться от невероятного наслаждения. Ее тело горело от вожделения, которого она не знала раньше. Когда толмач провел языком, поднимаясь к сосуду страсти, она застонала. Тогда грек чуть сильнее нажал руками на ее бедра, чтобы остановить царевну. Его язык весьма умело ласкал самые интимные изгибы ее девственно-белого тела.

Наконец волна страсти накрыла царевну с головой, и она начала метаться на подушке, хватаясь руками за его плечи. Она пыталась увернуться из этих удивительно умелых и жестких рук, надеясь прекратить невероятное мучение. Ей казалось, что она, дрожа, стоит на краю пропасти, охваченная наслаждением, от которого прерывалось дыхание.

Неожиданно для самой себя Будур провалилась в темную бездну страсти. Она закричала, не в силах совладать с собой, а ее руки прижали к себе голову юноши. А затем ее тело обмякло, и лишь прерывистое дыхание нарушало сгустившуюся тишину.

– О Аллах! – вымолвила она, когда вновь смогла дышать. – Мальчишка, где ты научился этим ласкам?

– Моя царевна, это только начало. Ты разбудила во мне желания, что спали, быть может, долгие годы. Твое тело так прекрасно и так желанно… Нет силы, что могла бы сейчас оторвать меня от тебя.

Царевна была смущена. О да, она вполне сознательно соблазнила мальчишку. Но сейчас перед ней был искушенный в любовной игре мужчина. И она уже не рада была, что ей пришла в голову идея свести грека с ума. Но не могла же Будур показать, что она боится своего возлюбленного! И потому царевна смело посмотрела Никифору в глаза.