Дара. Анонимный викторианский роман

— Я могла бы доить коров. У мистера Брюса я работала дояркой, — с надеждой сказала я.

— А у нас молочных коров нету. Только годовалые бычки. Что ты с них будешь доить?

Это замечание показалось ей настолько забавным, что она разразилась грубым хохотом, который прерывался приступами кашля. Улучая моменты между приступами кашля, она вскрикивала, указывая на меня пальцем:

— Я бы могла доить бычков! Вот это дело! Хотела бы я на это посмотреть!

Видно было, что ей доставляет удовольствие насмехаться надо мной.

Она все еще стояла посреди кухни, скрючившись от хохота, когда в дом вошли два светловолосых великана. Хотя тело у меня стройное, без единой унции жира и я довольно высокая — выше большинства женщин, — все же среди этих людей я почувствовала себя настоящей карлицей. Когда они вошли, переставляя ноги, огромные, как стволы деревьев, и поводя плечами без малого в ярд шириной, казалось, они заполнили собой всю кухню без остатка.

Миссис Квирк, наконец, совладала со своим кашлем и, тыча в меня пальцем, сказала, обращаясь к своему мужу:

— Это — дочка Сэма Тулли с острова Мэн. Она приехала в Америку, чтобы помочь нам доить наших бычков. Бычков, понимаешь?

Эта нелепая рекомендация снова заставила ее зайтись в смехе. Она заржала, как лошадь, брызгая слюной и захлебываясь. Оба мужчины продолжали стоять посреди комнаты, глядя то на меня, то на миссис Квирк, то опять на меня и, хотя шутки они не поняли, их грубые физиономии расплылись в туповатой, бессмысленной ухмылке.

Я сделала попытку покончить наконец с этим идиотским положением и, протянув руку мистеру Квирку, сказала:

— Рада познакомиться. Надеюсь, у вас все хорошо.

— Спасибо, в общем-то, терпимо, — вежливо ответил он.

Он подал мне руку — моя узкая ладошка совершенно скрылась из виду в его огромной лапище. Затем я подошла к младшему Квирку.

— Меня зовут Дара. А вас?

Глумливая ухмылка еще не успела сползти с его лица, и несколько мгновений он непонимающе смотрел на меня сверху вниз, глупо моргая своими водянисто-голубыми глазами, а потом промычал:

— Я — Билли.

Тем временем миссис Квирк, оправившись от приступа хохота, накрывала на стол: холодное мясо, кастрюля с вареной картошкой и целая гора капусты. Когда она поставила на стол четыре фарфоровые тарелки, я поняла, что тоже приглашена к семейной трапезе. Наполнив до краев мясом, картошкой и капустой три тарелки из четырех, она взяла четвертую и, положив в нее раза в три меньше, чем в остальные, придвинула ее мне.

Хотя, по моим аппетитам, и этого было больше, чем достаточно, ее обдуманно и явно выказанное негостеприимство не ускользнуло от моего внимания; я решила завтра же утром отправиться в Кливленд — подальше от такого грубого и оскорбительного обращения.

Трапеза проходила в молчании. Когда все было съедено, я спросила миссис Квирк, не нужно ли ей помочь с мытьем посуды. Не получив никакого ответа, я сказала, что хочу подышать свежим воздухом и, если она не возражает, прогуляюсь вокруг фермы. Услышав мою просьбу, Билли поднял со скамьи свое огромное тело и сказал:

— Я тебя провожу.

Тут его мамаша немедленно вмешалась:

— Билли, милый, смотри, только недолго. Тебе надо лечь пораньше. Завтра тебе предстоит трудный день.

Видно было, что она мне не доверяет и не хочет оставлять наедине со своим драгоценным сыночком. Но она зря тревожилась — этот огромный, неуклюжий мужлан меня совершенно не привлекал. Я предпочла бы, чтобы он вовсе оставил меня в покое, но он уже стоял в дверях, дожидаясь, пока я выйду, видимо, твердо решив составить мне компанию.

— Сюда, — сказал он, когда я вышла за дверь, и зашагал к сараю, стоявшему недалеко от дома. Я догнала его, только когда он остановился перед открытой дверью, и уже хотела извиниться и пойти прочь, как вдруг он обхватил меня своей ручищей и с чудовищной силой втолкнул внутрь.

Я попыталась устоять на ногах, но пошатнулась и навзничь упала на груду сена. Для человека его размеров он действовал поразительно быстро. Он перевернул меня на спину и всей тяжестью опустился на меня, так что я едва не задохнулась. Он задрал мне юбку, накинул ее мне на голову и, с силой раздвинув мои ноги, встал на колени у меня между ног. Я оказалась в полной темноте и стала изо всех сил пытаться сдернуть с головы юбку, как вдруг закричала от боли — он грубо вдавил два толстых пальца, огрубевших от тяжелой работы, в мое нежное влагалище.

Он неуклюже рылся внутри меня своими лапами, будто выискивал что-то в глубине моей дырочки, причиняя мне боль и заставляя меня дрожать от отвращения и собственного бессилия. Вдруг дверь сарая распахнулась и я услышала крик его матери: «Билли, ты где?»